В сентябре в гостинице «Метрополь» состоялся Всемирный экономический форум. Главным оратором был молодой гарвардский профессор Джеффри Сакс, весьма успешно осуществивший-свой план стабилизации в Польше и ставший советником правительства Гайдара. Он ратовал за достижение конвертируемости рубля в шестимесячный срок. Только таким образом, говорил он, Россия привлечет иностранные инвестиции. Иностранцы устроили ему овацию. Я сказал, что дело обстоит сложнее. Россия не привлечет иностранных инвестиций, если не обеспечит политической стабильности, не разработает ясную экономическую политику и не создаст надежные структуры коммерческой законности и этики, — задача гораздо более сложная, нежели то, что можно было бы решить с помощью какой-то единственной панацеи. И напомнил Саксу, что навязанная Америкой Англии конвертируемость фунта стерлингов в качестве условия предоставления ей послевоенного займа имела катастрофические последствия. Однако у Англии оставались в целости основные институты капиталистической экономики. В Советском Союзе может произойти более серьезная катастрофа, если конвертируемость будет введена при отсутствии фундаментальных рыночных структур. Сакс грустно на меня посмотрел: еще один экономически безграмотный дипломат, совсем отуземившийся и не разбирающийся в ситуации.
Фундаментальные институциональные перемены и макроэкономический шок были в равной мере необходимы. Хотя невозможно было даже вообразить себе выбор подходящего момента и последовательность этих мер. Поэтому правительство России попыталось осуществить и то и другое одновременно. Результаты оказались путаными. Правительство Ельцина сделало рубль частично конвертируемым. Начало важнейшему процессу было положено. Однако в течение нескольких лет новая Россия имела весьма ограниченный успех в привлечении прямых иностранных инвестиций, так что, возможно, были правы и Сакс и я.
К этому времени инициатива окончательно перешла из рук Горбачева к Ельцину, и было уже совершенно неважно, что Горбачев думает о проблемах экономики. В середине октября 1991 года я посетил Егора Гайдара, в то время еще директора Института экономической политики. После Горбачева, Шеварднадзе и Ельцина Гайдар был самым влиятельным поборником перемен и наиболее заметной фигурой в революционные 1988–1992 годы. Это было блестящее достижение для человека — ему было в то время 35 лет, — который сделал свою карьеру в академическом мире и в журналистике. Как и трое более старших политиков, впоследствии Гайдар неоднократно подвергался резкой критике со стороны собственных сторонников. Он был выходцем из советского истеблишмента. Дед его был героем Гражданской войны и популярным писателем, убитым во время партизанских боев немцами в 1941 году. Его отец был старшим офицером Военно-морского флота, а затем тоже журналистом и писателем. Сам Гайдар родился через три недели после разоблачения Хрущевым Сталина в 1956 году и, таким образом, он имел возможность изучать экономику в условиях уже несколько большей интеллектуальной свободы. Это человек исключительного мужества, самокритичный, с ясным умом и чувством юмора. Он прекрасно сознавал свою слабость как публичного политика, но, как он заявлял в печати, его странный вид и сбивчивость речи не мешают ему быть серьезным. Своих экономических идей он придерживался твердо, они были практичны и ясны. Из-за своей молодости он не накопил большого марксистского багажа, а также не был обременен политическим и психологическим грузом, скопившимся в иных людях за годы страха и застоя. В нем сочетались несколько лихорадочная манера поведения и поразительное хладнокровие. Свой английский язык, на котором говорил необыкновенно быстро, он почерпнул в основном из книг; его произношение было довольно своеобразным, хотя грамматика обычно была безупречной. Во время этой первой встречи он сообщил мне, что Ельцин твердо намерен реформировать банковское дело, сельское хозяйство и военно-промышленный комплекс. Субсидии будут отменены, не приносящие прибыли предприятия закрыты. В конце месяца Ельцин сформирует новый состав российского правительства, состоящий из профессионалов. Но при этом, добавил он, экономическая реформа может удаться лишь в том случае, если Россия поставит свои интересы на первое место. Слишком много жертв принесено ради попыток сохранить Союз. Если другие республики захотят сотрудничать, прекрасно. Если нет, Россия пойдет своим собственным путем. Это было прямой противоположностью тому, что в то время рекомендовал МВФ.