Существует фотография Гайдара с другими реформаторами-экономистами из его команды, сделанная в 80-е годы, до того, как они были обременены грузом ответственности. У каждого из них грива волос, как у музыкантов группы «Биттлз». Десятью годами позже многие из них начали лысеть.
Ельцин обнародовал свои реформы в Российском парламенте в понедельник 28 октября 1991 года — дата историческая. Эти реформы, заявил он, будут решительными и непопулярными. Налоговая система будет обязательно реформирована. Цены — либерализованы еще до конца года. Жизненный уровень понизится — неизбежная предпосылка любого улучшения, — но уже через год повысится снова. Россия объединится с другими республиками в экономический и валютный союз, но при условии единой валюты и единого Центрального банка. Российский парламент одобрил реформы в принципе и предоставил Ельцину особые полномочия для преодоления противодействия местной и центральной бюрократии. Парламент все еще относился к нему с подозрением. Обладает ли Ельцин интеллектуальными и политическими способностями для проведения в жизнь своих радикальных реформ? Сохранит ли поддержку народа? Не почувствует ли соблазна вернуться к более авторитарным методам? Однако впер-вые он шел, кажется, дальше слов — к делу. А это была существенная перемена.
В конце октября я посетил товарную биржу, помещавшуюся в старом здании московского Почтамта. Это была самая крупная из бесчисленных бирж, появившихся по всей стране, и торговавшая оптом разными товарами, машинами, сырьем — всем тем, что скрипучий механизм плана уже не мог доставлять потребителям. Еще не входя в здание, на улице, люди ощущали царившее внутри возбуждение. В зале было не протолкнуться. Его центральную часть занимали брокеры, а по краям находились небольшие будочки, где девушки пытались управиться с компьютерами. Продавалось невообразимое разнообразие товаров — от 100 тысяч тонн нефти до семи подписок во Владивостоке на американский деловой еженедельник. Председатель биржи, Константин Боровой, сопровождавший меня, хвастался вкладом, который внесла биржа в победу Ельцина двумя месяцами раньше. Он и его коллеги были в числе первых, кто публично поддержал Белый дом, и именно они доставили туда триколор, который позже несли участники похоронной процессии. Боровой познакомил меня с несколькими брокерами — все они были моложе тридцати: суетливая молодая женщина-комсомолка, полный энтузиазма нищий инженер, которому нужны были деньги для приличной квартиры и машины, агрессивный мужчина, чуть постарше, в кожаной куртке. Все с большим жаром превозносили достоинства свободного предпринимательства. За фасадом рушившейся официальной экономики, видимо, возникал настоящий рынок.
Новое правительство Ельцина приступило к исполнению своих обязанностей 8 ноября. Первым заместителем премьер-министра был назначен Бурбулис, бывший лектор по марксистской философии в родном городе Ельцина, в то время один из его ближайших соратников. Это был человек с каким-то странным физическим и интеллектуальным надломом, всегда разговаривающий так, словно бы каждое слово, сказанное им или мною, обладало сложным смыслом, большим, чем могло показаться на первый взгляд. Гайдар и Шохин, который был экономическим советником Шеварднадзе в Министерстве иностранных дел, были двумя вице-премьерами, первый отвечал за экономическую реформу, второй за социальную политику, включая проблемы занятости.
Неуклюжий, как медведь, Константин Кагаловский — экономист лет тридцати, страдавший нервным тиком, работал над ельцинским планом. Он посетил меня, чтобы разъяснить идеи, лежащие в основе этого плана. Первейшей задачей было освободить цены, реформировать налоговую и банковскую системы и установить контроль над денежной массой. Следующим этапом, сказал Кагаловский, должно стать проведение как можно более быстрой приватизации. Около половины уже освободившихся от государственного подчинения предприятий «приватизированы» лишь номинально: их управляющие просто сменили таблички на дверях своих кабинетов. Управляющие были или коммунистами или мошенниками. Но и те и другие были компетентными, а где, кроме этой среды, можно было найти компетентных людей в переходный период? Конечно, публично об этом говорить нельзя. В военном секторе нет возможности для быстрой экономии. Солдатам надо платить, их надо где-то расселять, и, поскольку Советский Союз распался, значительная часть расходов придется на долю России. Я сказал, что это надо будет тщательно разъяснить. Западные политики ожидают быстрых и значительных сокращений военных расходов как частичной платы за помощь.