Эти встречи часто оказывались весьма поучительными. Но после Польши они мало что давали. Особенно досаждала мысль, что люди в Москве проводили целые ночи за разговорами на эти темы, сдабривая их водкой и музыкой, то есть занимались тем, в чем мы участвовали с таким удовольствием в Варшаве. Ибо налицо были явные признаки интеллектуального брожения. Хрущев, человек, обязанный всем в своей жизни только самому себе, питал характерное для таких людей презрение к интеллектуалам. Однако он понимал, что с интеллектуальным вырождением, спровоцированным Сталиным, надо что-то делать, если Советский Союз хочет успешно участвовать в конкуренции, происходящей в мире. Он разрешил публикацию короткой повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» о ГУЛАГе и остроумной сатиры на советскую систему «Теркин на том свете» Твардовского. Когда летом 1984 года в Ялте умер итальянский коммунистический лидер Пальмиро Тольятти, его «Завещание», крайне критически оценивавшее, по крайней мере, намеком, жестокости советской системы, было опубликовано в «Правде». Эти события казались нам столь же поразительными, как и среднему скептически настроенному русскому гражданину, однако мы были, к сожалению, отстранены от участия в спорах.
Впрочем, в то время моя задача в посольстве состояла не в том, чтобы следить за политикой, а в том, чтобы докладывать о состоянии советской экономики и заботиться об английских бизнесменах, во все большем числе прибывавших в Москву. Приезжали также английские ученые повидать своих советских коллег. Они возвращались с этих встреч пораженные высоким уровнем, достигнутым советской наукой. Бизнесмены же отправлялись посмотреть грязные, явно малопроизводительные советские промышленные предприятия и, возвращаясь, только качали головой, удивляясь тому, каким образом русским удалось все же проникнуть в космос.
Моя способность докладывать о реальном состоянии советской экономики осложнялась отсутствием у меня технических знаний, обезоруживающей неполнотой советской экономической статистики и нежеланием Казначейства Ее Величества и других чиновников в Лондоне признавать, что экономика фактически любого государства могла бы тоже функционировать (вернее, не функционировать) так, как я это описывал. Тем не менее, следить за начатой Хрущевым экономической дискуссией было захватывающе интересно в интеллектуальном смысле, она очень многое говорила о состоянии страны. Я покинул Москву с убеждением, что, несмотря на свою грозную военную мощь, Советский Союз — очень бедная страна, переживающая серьезные экономические трудности. Политическая система была застойной, она явно мешала той энергии, которую Советскому Союзу необходимо было развить, если он хотел в долгосрочной перспективе успешно состязаться с Западом. Конечно, я не предвидел его крушения в ближайшем будущем. Быть может, думал я, его спасет реформа, «конвергенция» с Западом, о которой в то время стали говорить. Но, в общем, я был довольно твердо уверен, что со временем радикальные перемены все же произойдут.
Хрущевские реформы не привели ни к чему. В октябре 1964 года, в тот самый момент, когда китайцы произвели свой первый ядерный взрыв, он был смещен в результате «дворцового переворота». Все было проделано тайком. В те дни московская фабрика сплетен была недоступной для иностранцев. Официальные контакты между советским и западными правительствами были спорадическими и часто — бесплодными. Советские власти предпочитали доставлять западным дипломатам и журналистам информацию и сообщать им о своих взглядах через неофициальные источники. В 60-х и 70-х годах важную роль такого неофициального посредника играл Виктор Луи, по-своему интересная и не вполне ясная личность. Он отбыл срок в лагере, откуда, как утверждали его враги в Москве, его выпустили благодаря сделке, заключенной им с КГБ. К 60-м годам он был, по советским меркам, богатым человеком, жившим с женой-англичанкой в большой московской квартире и на даче в модном писательском поселке Переделкино. Его влияние в среде иностранцев сильно упало, когда он оказался вовлеченным в кампанию КГБ, направленную на дискредитацию Солженицына. Это он первым сообщил газете «Ивнинг Стандард» весть о падении Хрущева. На следующий день Центральный Комитет объявил, что Хрущев попросил освободить его от должности «ввиду преклонного возраста и ухудшения состояния здоровья».