Радикальные священники возмущались попытками Алексия отмахнуться от своего прошлого. Они считали, что он всю жизнь был агентом КГБ. Разумеется, в советское время никто не мог сделать карьеры ни в Церкви, ни вне ее, по крайней мере, без молчаливого согласия «органов». Алексий отвечал, что, только приняв на себя грех коллаборационизма, он мог содействовать сохранению Церкви. Не кто иной, как Алексий, осудил в январе 1991 года расстрелы в Вильнюсе. Не кто иной, как Алексий, предостерег против кровопролития во время попытки путча в августе 1991 года. И не кто иной, как Алексий, впоследствии был посредником между Ельциным и российским парламентом накануне кровавого столкновения в октябре 1993 года. В тоталитарном государстве все непросто, и никто не может считать себя совершенно безгрешным.
Еще до 19-й партийной конференции некоторые из старших коллег Горбачева стали тревожиться по поводу того, что он взял слишком быстрый темп, и начали первые выступления против него. Исключение Бориса Ельцина из политбюро в ноябре 1987 года и история с Ниной Андреевой в марте 1988-го вселили страх в сердца многих либералов. По иронии судьбы, первым, кто рекомендовал Горбачеву вызвать Ельцина в Москву из Свердловска, где тот занимал пост секретаря обкома партии, был Егор Лигачев, впоследствии один из самых заклятых врагов Ельцина. В апреле 1985 года Горбачев назначил Ельцина первым секретарем Московского горкома партии и кандидатом в члены политбюро. Однако популистские приемы Ельцина по-настоящему ничуть не разрешили московские проблемы и в то же время настроили против него его коллег, к которым он относился с почти нескрываемым презрением. Осенью 1987 года он заявил Горбачеву, что хочет уйти из политбюро и из московской партийной организации. До него такого еще никто не делал. Помимо всего прочего, это было серьезным нарушением партийной дисциплины.
Горбачев вначале не хотел его отпускать: Ельцин был полезным противовесом Лигачеву и другим консерваторам в политбюро. К тому же партия собиралась праздновать 70-ю годовщину Октябрьской революции — момент, крайне неудобный для публичного скандала. Однако коллеги Горбачева настояли на том, что вызов должен быть принят. Результатом явилась одна из самых позорных сцен за все годы перестройки. Вместо того чтобы позволить ему уйти с достоинством, коллеги Ельцина по политбюро, включая либералов — Шеварднадзе и Яковлева, обрушили на него поток оскорблений, весьма неприятно напоминавший охоту на ведьм в прошлом. Он был изгнан со своих постов в политбюро и Московском горкоме партии. Кампания очерняющей пропаганды обвиняла его в некомпетентности и злоупотреблении властью. Он погрузился в один из длительных периодов депрессии и пассивности, столь часто случавшихся на протяжении его карьеры. Смотреть на это было тяжело.
На авансцену в качестве лидера оппозиции вышел Егор Лигачев, угрюмый, старой закалки человек, веривший в социализм, дисциплину, коллективизацию и рабоче-крестьянское государство. Он считал, что немного увеличенные капиталовложения — это все, что требуется, чтобы сделать Советский Союз процветающим. Весной 1988 года ортодоксальная газета «Советская Россия» опубликовала статью «Не могу поступиться принципами» никому ранее не известной преподавательницы Ленинградского политехнического института Нины Андреевой. Это был старомодный призыв возвратиться к «коммунистическим ценностям» и явный выпад против реформ Горбачева. Лигачев, возможно, помогал в сочинении этой статьи и, конечно, способствовал тому, что она была воспроизведена в других партийных газетах по всей стране. Горбачев в это время находился в заграничной поездке. «Болтуны» умолкли лишь на короткое время, спрашивая себя, не побудили ли их соблазны гласности слишком далеко высунуться. По возвращении Горбачев усмирил бунт и восстановил процесс реформ.
Ельцин начал свое возвращение в политику несколько месяцев спустя, на 19-й партийной конференции. Не без труда он уговорил Горбачева дать ему слово. Речь его была, скорее, извиняющейся, чем вызывающей. Лигачев набросился на него, и настроение в зале было в пользу Лигачева. Впервые в истории Советского Союза простые люди могли наблюдать собственными глазами политическое столкновение между своими руководителями, чьи интриги всегда были окружены завесой кремлевской тайны. Впервые они могли делать самостоятельные выводы. Ельцин перестал быть отрицательным персонажем. Его критика партии и ее политики сразу же нашла сочувственный отклик в сердцах простых людей. Негодующее восклицание Лигачева «Борис, ты не прав!» стало ироническим кличем демократической оппозиции, воспроизводившимся на миллионах плакатов и на значках, прикреплявшихся к лацканам пиджаков. Из окутанных табачным дымом комнат политика вышла на публичную арену, где и осталась. Именно это обстоятельство в еще большей мере, нежели предложенные Горбачевым реформы придали 19-й конференции эпохальное значение.