Демонстранты несли мало лозунгов и флагов. Красные флаги терялись среди флагов с изображением Креста св. Андрея (диагональный голубой крест на белом поле), считавшегося покровителем флота Российской империи и символом крайне правого национализма. К всеобщему разочарованию, сам Ельцин не появился. Ораторы требовали «хлеба и свободы» — лозунги, послужившие сигналом к революциям 1905 и 1917 годов. Они напоминали слушателям, что партия боролась жестокими и грязными методами, чтобы ограничить выбор делегатов и преградить путь Ельцину Один оратор прибег к типично русскому сравнению, уподобив страдания, пережитые Россией после 1917 года, страданиям Христа на Голгофе. Люди повсюду раздавали самодельные предвыборные листовки и плакатики. Толпа буквально дралась, чтобы заполучить их. Каким образом, недоумевал я, активистам удалось раздобыть компьютер, копировальные машины, факс, — все это оборудование, которое еще хранилось под крепким замком КГБ. Одно стихотворение, размноженное на ксероксе, звучало так:
Стихи чудовищные, но политический смысл их весьма знаменателен.
По всей стране люди впервые в жизни принимали активное участие в политической жизни. Саша Мотов был охвачен лихорадочным политическим возбуждением. Он ходил по улицам, агитировал избирателей у них на квартире и в универсамах, вел кампанию против непопулярных кандидатов. По мере приближения выборов его возбуждение нарастало. Он повторял разнесшийся слух о том, будто Ельцина сбила машина и он умирает, а может быть, уже умер в Кремлевской больнице. Выводы были очевидны. Кто-то пытался избавиться от Ельцина тем же способом, каким несколько лет назад избавились от популярного секретаря Белорусской компартии Машерова. Слух оказался ложным — Ельцин был жив и здоров. Но, окажись он правдой, вполне мог бы произойти народный взрыв.
День выборов в Москве, воскресение 26 марта, прошел спокойно, без беспорядков. Мы заглянули на избирательный участок возле посольства. Люди выполняли свой гражданский долг, и голосование, судя по всему, было действительно тайным. Во всяком случае, в Москве чиновники, руководившие выборами, вели себя безукоризненно. На каждом избирательном участке находился юрист, консультировавший избирателей по поводу их прав. Саша Мотов спросил, будет ли его бюллетень действительным, если он вычеркнет всех кандидатов. Юрист сказал, что будет. Подобно другим «маленьким людям», Саша понял, что он может разрушить надежды партийных боссов, пытавшихся подтасовать списки, просто вычеркнув всех значащихся в бюллетене кандидатов.
Результаты выборов оказались гораздо более эффектными, чем кто-либо мог ожидать. «Тактическое» голосование в одном избирательном участке за другим сводило на нет интриги номенклатуры. Тридцать один человек из первых секретарей обкомов — местных диктаторов, которые при старой системе всегда добивались чего хотели, потерпели поражение — почти каждый четвертый от общего числа. Руководство Ленинграда (включая Соловьева, кандидата в члены политбюро) было сметено. Мэр Киева уныло заметил: «Я проиграл потому, что у меня не было соперника». Мэр Москвы Сайкин не прошел. Такая же участь постигла реакционного писателя Бондарева, командующего советскими вооруженными силами в Германии, и 13 командующих других военных округов, в том числе Московского и Дальневосточного. Все крайние националисты «Памяти» и кандидаты-антисемиты потерпели поражение. Кое-где еще возобладали старые порядки угодливого голосования, но это наблюдалось преимущественно в более отдаленных от центра городах и в Средней Азии.