Генерал Захаркин, находившийся теперь на моем наблюдательном пункте, требовал, чтобы я увязывал и согласовывал с ним все свои решения, и вмешивался в ход операции. Но у нас с ним были разные взгляды, разный подход к одним и тем же вопросам. По распоряжению Военного совета фронта я нес персональную ответственность за оборону Каширы и обязан был разгромить немецкую группировку. А Захаркин, убедившись в том, что под Каширой дело обстоит сравнительно благополучно, заботился об участке, занятом его армией. Я думал, как разбить и уничтожить противника, а Захаркин стремился укрепить свою оборону, создать резервы для отражения возможных ударов противника на Серпухов.
Ни до этой операции, ни после нее мне никогда больше не приходилось, к счастью, оказываться в таком совершенно ненормальном положении. Двойное оперативное подчинение связывало мне руки, мешало действовать по своему усмотрению.
Взять, к примеру, 112-ю танковую дивизию. Она входила в состав 49-й армии, но командующий фронтом формально подчинил ее мне. Этой дивизии приходилось буквально разрываться на две части, чтобы выполнить указания и Захаркина, и мои. Я считал, что для успешного развития операции эта дивизия должна нанести удар всеми силами во фланг противнику, способствовать окружению немцев. А Захаркин берег танкистов на тот случай, если немцы прорвутся близ Иванькова и двинутся к Серпухову. Поэтому один полк 112-й танковой дивизии, имевший до сорока танков, он держал в резерве, а другой, ослабленный в предыдущих боях, «уступил» мне. Такое половинчатое решение распыляло средства, которых и без того было не много.
Я вовсе не осуждаю генерала Захаркина. В ряде вопросов он со своей точки зрения был, возможно, и прав. Но я тогда на горьком опыте лишний раз убедился, что, чем больше начальников пытаются руководить одной и той же операцией, тем хуже.
В душе я надеялся, что гвардейцы прорвут фронт, мы быстро уйдем вперед и освободимся от бесполезной опеки. Но мечты мечтами, а дело делом.
Видя, что в подвале ПВО стало слишком тесно и шумно, генерал Захаркин предложил переехать в Ступино, в просторное и хорошо оборудованное бомбоубежище одного из заводов. Я согласился, преследуя свою цель.
Бомбоубежище в Ступине действительно оказалось отличным: много места, надежные перекрытия, способные выдержать даже прямое попадание небольшой бомбы. Захаркин со своим штабом разместился довольно комфортабельно. Для штаба обороняющейся армии лучшего нечего было и желать. Но руководить наступательным боем, когда обстановка быстро меняется, когда нужно чувствовать накал событий и без промедления реагировать на них, из тылового бомбоубежища было трудно. Объяснив это Захаркину, я с небольшой группой штабных командиров вернулся в Каширу на свой наблюдательный пункт, обретя таким образом некоторую свободу действий.
В середине дня мне позвонили из штаба Западного фронта и сообщили, что Тула перестала получать энергию от Каширской электростанции. Может быть, немцы повредили линию высокого напряжения между Каширой и Тулой? Но линия оказалась исправной. Повреждение следовало искать на самой электростанции. С этой целью из Москвы прибыла группа инженеров. Мне было приказано доставить их на Каширскую ГРЭС, расположенную у Ожерелья, и организовать надежную охрану электростанции.
Уже после войны я узнал, насколько тяжелым было положение в Туле, Осажденный город остался без энергии. Остановились заводы, изготовлявшие оружие и боеприпасы. Тульский городской комитет обороны вынес 26 ноября специальное решение: восстановить одну турбину патронного завода, для того чтобы дать городу хотя бы минимальное количество электричества.
Я постарался как можно скорее доставить специалистов на электростанцию. Инженеры сразу же взялись за дело. Им помогали рабочие, наши бойцы. Фронт был совсем близко, но инженеры трудились спокойно, надеясь на гвардейцев. Вскоре неисправность была обнаружена и устранена. Тула снова получила электроэнергию.
К середине дня немцы, оправившись от неожиданного удара 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, начали быстро создавать оборону. Они располагали значительным количеством танков и применили свой испытанный, довольно эффективный способ - маскировали боевые машины в домах или зарывали в землю, превращая их в неподвижные огневые точки. Это создавало для нас большие трудности, так как танк, зарытый в землю чуть ли не до самой башни или стоящий в бревенчатой избе, был малоуязвим.
Особенно цепко и упорно обороняли немцы высоту 211, очень выгодную позицию на подступах к деревне Пятница. Эта высота господствовала над прилегающей местностью, с нее открывался хороший обзор.
1313-й стрелковый полк, приданный 1-й гвардейской кавдивизии, начав наступление из района Корыстова, стремительной атакой отбросил противника, оборонявшего высоту. Немцы бежали, оставив множество убитых, раненых и несколько врытых в землю танков. Однако радоваться успеху было еще рано. Гитлеровцы не смирились с потерей этой позиции. Они сразу же открыли по высоте 211 артиллерийский огонь и вызвали свою авиацию. Самолеты буквально «повисли» над высотой. Они прилетали группами по двадцать - тридцать единиц, бомбили, стреляли из пушек и пулеметов. Улетала одна группа - появлялась другая. Земля на высоте и вокруг нее была изрыта воронками. Издали окутанная дымом высота напоминала вулкан, черневший посреди бескрайних снегов.
Потом фашисты послали в контратаку усиленный батальон с десятком танков. Им удалось отбросить наших пехотинцев и вернуть выгодный рубеж. Это встревожило и командира 1-й гвардейской кавдивизии, и меня. Мы с Барановым понимали, что бой за высоту 211, а следовательно, и за деревню Пятница грозит стать затяжным. Тогда мы потеряем свое преимущество - маневренность, а немцы выиграют время, подтянут крупные резервы, сорвут наш контрудар.
Надо было принимать решительные меры. Я приказал Баранову поддержать 1313-й стрелковый полк огнем двух дивизионов гвардейских минометов и ввести в действие 11-й Саратовский кавалерийский полк майора Зубова, усилив его артиллерией.
После залпа «катюш» наши пехотинцы и спешенные кавалеристы снова пошли в атаку. Немцы были выбиты с высоты и бежали к Пятнице. Высота осталась в наших руках. Приблизительно в то же время 96-й кавалерийский полк овладел селом Базарове, 166-й захватил Чернятино. Продвигаясь на юг, гвардейцы начали обходить Пятницу с северо-запада.
Так развивались события на участке генерала Баранова. А что же делалось в это время на флангах?
112-я танковая дивизия полковника Гетмана, действовавшая справа, весь день вела упорные бои с наступавшим противником и вперед не продвинулась. Больше того, возникали опасения, особенно у генерала Захаркина, что немцы могут потеснить ее. Лишь к вечеру положение у Гетмана стало сравнительно устойчивым.
На левом фланге 2-я гвардейская кавалерийская дивизия несколько потеснила противника, выбив его передовые части из населенных пунктов Кокино и Ягодня.
Энергично действовал полковник Грецов. Он сколотил в Зарайске отряд из восемнадцати танков, подчинил себе мотострелковый батальон 9-й танковой бригады и начал с этими силами наступление левее 2-й гвардейской кавдивизии.
Грецову встретились несколько разведывательных групп противника, двигавшихся на Зарайск и Коломну. Танкисты без особого труда разгромили их, заняли населенные пункты Топканово и Острога. Грецов повел свой отряд дальше, к Никулину и Кипелову, охватывая вражескую группировку в районе Пятницы с юго-востока. К сожалению, отряд Грецова был все еще слишком слаб.
В общем, день 27 ноября принес нам некоторые успехи. Мы не дали немцам возможности наступать на Каширу, сами ударили по врагу и потеснили его на три - восемь километров.
Командующий Западным фронтом так сообщал об этом бое Верховному Главнокомандующему: «Белов с утра начал действовать. Продвигается вперед. Против Белова действуют части прикрытия противника... По состоянию на 16.00 27.11 противник отошел на три - четыре километра. Захвачены пленные. Сегодня в бою танковые батальоны и танковая бригада не участвовали. Задержались в пути из-за мостов. Подойдут ночью и будут участвовать с утра. 112-я танковая дивизия на месте и ведет бой в 16 км юго-западнее Каширы» [3] .