Справедливости ради надо отметить, что горький опыт первого года войны был учтен Верховным Главнокомандованием. Вскоре радиостанции начали поступать в войска в значительном количестве, стали прибывать и хорошие радиоспециалисты, было упрощено шифрование, но коды до конца войны остались неудобными.
А в декабре 1941 года недостаток средств связи очень затруднял управление войсками, действовавшими на широком фронте. У меня в группе насчитывалось пять кавалерийских, две стрелковые дивизии и танковая бригада. Такой состав имела в то время добротная общевойсковая армия. Но армия располагала гораздо большим количеством раций. А в группе вся нагрузка легла на штаб корпуса, мало приспособленный к управлению такой массой войск.
В поисках выхода из затруднительного положения я послал своего заместителя по артиллерии полковника Семенова, дав ему в помощь капитанов Деревенца и Поха, руководить действовавшими под Белевом двумя стрелковыми дивизиями и 15-м полком гвардейских минометов. Получился импровизированный стрелковый корпус. Семенов находился при штабе дивизии, имевшей надежную связь со штабом оперативной группы.
57-ю легкую кавалерийскую дивизию я подчинил командиру 1-й гвардейской генерал-майору Баранову, 75-ю легкую кавдивизию - командиру 2-й гвардейской полковнику Осликовскому. Таким образом, было создано еще два импровизированных кавалерийских корпуса. Может быть, такое подчинение задевало самолюбие некоторых командиров, но эта временная мера целиком оправдала себя. Управление войсками стало более надежным. Радисты, хоть и работали с огромным напряжением, успевали обеспечить довольно устойчивую связь по всем каналам.
Непосредственно в своем подчинении я оставил 41-ю легкую кавдивизию и 9-ю танковую бригаду. К этому времени бригада начала пополняться новыми боевыми машинами. Полковник Таранов, которого я отослал в Тулу решать административные и хозяйственные вопросы, связанные с танковой бригадой, сообщил, что на пополнение прибыло двадцать три танка, среди них четыре КВ и четыре Т-34, остальные Т-60. Машины эти прибыли «россыпью» - с экипажами, но без командного состава, не объединенные в маршевые роты. Командир бригады полковник Кириченко, возглавив отряд из пятнадцати танков, повел его к линии фронта. Но танки двигались медленно и находились еще где-то в районе Крапивны.
Когда оперативная группа увеличилась до семи дивизий, ездить в части мне стало значительно труднее. Нахлынуло множество новых вопросов, решать которые можно было только в штабе группы, а Кириченко, стараясь сохранить устойчивую связь со штабом фронта и с подчиненными, стоял на одном месте и все больше отставал от войск. Тогда я решил передвинуть штаб группы как можно дальше на запад, а сам выехал вперед, в наступающие дивизии.
Мой адъютант окрестил наш полугусеничный вездеход «змеем», и это название так и сохранилось за машиной. Грузовые и легковые автомобили застревали в сугробах. А «змей» упорно полз вперед, прорываясь через снежные заносы, преодолевая наледи. И не только сам двигался, но и помогал вытащить застрявшие грузовики. Однако дороги были настолько плохи, что я не доверял даже вездеходу. На всякий случай следом за машиной ехали коноводы, ведя лошадей.
Переправившись через Оку по мосту возле Николо-Гастуни, мы свернули вправо и вскоре оказались в 96-м Белозерском кавполку, который был оставлен командиром дивизии в резерве близ станции Лихвин. Полк прикрывал свою дивизию со стороны Лихвина, в котором противник держался до 25 декабря. Кроме того, кавалеристы охраняли трофеи, захваченные на железнодорожной станции. В числе трофеев было много легковых автомашин, погруженных на платформы.
Однако надобность в прикрытии фланга дивизии давно уже отпала. Для охраны трофеев достаточно было тыловых подразделений, которые уже успели подтянуться к станции. Гвардейцы наши ушли вперед на шестьдесят - семьдесят километров, и полк остался в глубоком тылу. Все это показалось мне странным. Решил выяснить, в чем дело.
Командира полка подполковника М. Н. Данилина я знал еще с мирного времени. Он зарекомендовал себя исполнительным командиром, но, отличаясь медлительностью, обычно не спешил вступать в бой. Судя по всему, Данилину на этот раз понравилось состоять в резерве. В доме, где расположился его штаб, на столах, на лавках и даже на подоконниках стояли бутылки с ромом и всевозможными заграничными винами. Много было продуктов в немецкой упаковке: консервы, сыр, масло - всего не перечислишь.
Среди трофеев, захваченных на станции Лихвин, оказалась масса рождественских подарков, присланных немцам из Германии. Данилин решил использовать эти продукты, чтобы подкрепить своих бойцов, питавшихся во время преследования противника плохо и нерегулярно. Несколько дней бойцы и командиры отдыхали, как на курорте.
Формально Данилин был, возможно, и прав: он находился в резерве командира дивизии и ждал приказа двигаться дальше. Но я пристыдил его за отсидку в тылу, в то время как товарищи ведут напряженные бои. Какой же это резерв дивизии, если он находится дальше от линии фронта, чем штаб корпуса?! Делегат связи доберется к ним за сутки, да и то с трудом. Надо двигаться вслед за своим соединением, чтобы командир дивизии в любой момент мог использовать резерв.
Слушая мои упреки, командир и комиссар потупились. Убедившись, что они поняли свою ошибку, я приказал поднять полк по тревоге и догнать главные силы дивизии.
Впоследствии мне стала известна директива Гитлера от 16 декабря 1941 года, в которой, в частности, говорилось: «Группе армий «Центр». Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командующие армиями, командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить войска с фанатическнм упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск».
Но никакое фанатическое упорство не способно было задержать продвижение советских полков и дивизий. В течение всего декабря 1-й гвардейский кавалерийский корпус наступал столь стремительно, что немцы бросали при отходе не только тяжелое оружие и автомашины, но даже винтовки и противогазы.
Фюрер считал главным сберечь технику, и меньше всего его тревожила судьба солдат. Ударили морозы, а немцы продолжали воевать в легких шинелях. Солдаты и офицеры грабили местное население. Но одеть все войска по-зимнему за счет населения было невозможно.
Вскоре после того как наши части форсировали Оку, разъезд из 1-й гвардейской кавалерийской дивизии двигался по глухому проселку. По обеим сторонам тянулся густой лес. И вдруг конь одного из всадников шарахнулся в сторону. Красноармеец увидел немецкого солдата, прислонившегося к стволу березы, и дал автоматную очередь,
- Хенде хох! - крикнул кавалерист. Но немец не шелохнулся, будто не слышал ни выстрелов, ни команды.
Гвардейцы подъехали ближе и увидели, что фашист мертв. Лицо его было совершенно белое, пилотка и плечи запорошены снегом. Немец замерз стоя. Он был не один. На поляне лежало больше сотни закоченевших трупов, некоторые замерзли в сидячем положении.
Среди трупов красноармейцы разыскали несколько немцев, в которых еще теплилась жизнь. Долго оттирали их, заставляли двигаться, прежде чем они хоть немного пришли в себя. Среди уцелевших фашистов оказался майор инженерных войск. Его доставили в штаб дивизии.
Офицер рассказал, что его рота восстанавливала под Лихвином железнодорожный мост через Оку, когда неожиданно появились советские войска. Боясь быть отрезанным, он повел роту на запад через леса: по дорогам уже двигались советские кавалеристы. Солдаты увязали в сугробах - майор торопил их. К вечеру люди совершенно обессилели, валились с ног. Пришлось сделать привал.
Мороз в ту ночь достиг почти тридцати градусов. А на немцах - холодные сапоги, тонкие штаны и шинели. Заснувшие солдаты больше уже не проснулись. До утра дожили лишь несколько человек, у которых хватило сил, чтобы согревать себя движениями.
Еще 16 декабря из состава 50-й армии генерала Болдина была образована подвижная группа под командованием генерала В. С. Попова. В ее состав вошли 112-я танковая и 31-я кавалерийская дивизии, два полка 154-й стрелковой дивизии, Тульский рабочий полк, 131-й танковый батальон, две батареи гвардейского минометного дивизиона и другие подразделения. Эта группа быстро вышла к Калуге и утром 21 декабря с трех сторон повела наступление на город.