Бойцы помогли Кононенко подняться. В это время ко мне подъехал комиссар корпуса Щелаковский.
- Слушайте, Павел Алексеевич, люди устали, - тихо сказал он. - И люди и лошади. Сами видите. Может, остановимся? Деревня близко.
- Нельзя, Алексей Варфоломеевич. Приказ.
- Знаю. Только не пойму, к чему спешка такая. Ведь в резерв нас выводят.
Что я мог ответить комиссару? Мы с ним были добрыми друзьями и жили, как говорится, душа в душу. Я знал столько же, сколько и он. А строить догадки и предположения не хотелось.
Мы тронулись дальше. Щелаковский остался, пропуская мимо себя колонну, подбадривая красноармейцев. Снова зачавкала под копытами грязь. Моросил нудный дождь. Холодный ветер дул в лицо, проникал под мокрую бурку. И снова потянулась дорога, казавшаяся бесконечной. Мы уходили на восток, зная, что все оставленные нами места будут заняты ненавистными фашистами. Горько и тяжело было на душе.
Велико-Михайловка - обыкновенное село, каких много в нашей стране. Но это село памятно для старых кавалеристов. 30 ноября 1919 года конный корпус С. М. Буденного после ожесточенного боя овладел Велико-Михайловкой. С этого дня корпус стал Первой Конной армией. В моем корпусе было немало бывших конармейцев. Мне и самому довелось в свое время служить в Первой Конной.
Мы приехали в село ночью, в кромешной тьме. Кое-как разместились на ночлег. Утром, немного отдохнув, я вышел на улицу. По обе стороны ее тянулись белые мазанки. За плетнями стояли голые деревья.
Через село двигались на восток небольшие подразделения, отдельные группы пехотинцев, бойцы-одиночки, отбившиеся от своих. Полы шинелей заткнуты за ремни, воротники подняты, пилотки надвинуты на уши. Картина удручающая. Но я не первый раз видел отступающих на военных дорогах и по опыту знал, что среди этих людей много хороших бойцов. Нужно было только организовать их, дать им энергичных командиров, поставить перед ними боевую задачу.
Мне запомнился разговор с одним из отступавших. Это был уже немолодой, лет под сорок, боец с множеством морщин на усталом лице. Когда я подозвал его, он взял винтовку к ноге, представился по уставу.
- Куда идете? - спросил я.
- До военкомата, - ответил он и объяснил, что такое у него выработалось правило. Два раза он попадал на передовую, и оба раза его часть оказывалась в окружении. Он пробивался с товарищами через немецкое кольцо, сразу же разыскивал ближайший военкомат и просил, чтобы его снова отправили на фронт. Теперь он разыскивал военкомат в третий раз.
- Все по закону, - солидно сказал красноармеец. - Каждый раз отметку делаю, чтобы порядок был. И каждый раз при оружии являюсь. - Он посмотрел на меня и вдруг добавил просительно: - Товарищ генерал, возьмите меня к себе. Надоело зад немцам показывать, драться хочу!
Я подумал тогда, что на этого солдата можно положиться, такие, как он, не подведут в трудном бою. Вот эти отступающие красноармейцы, обстрелянные, испытавшие горечь поражения, проникшиеся ненавистью к фашистам, - они-то и составят костяк тех рот и батальонов, которые погонят немцев на запад.
С этого разговора начался для меня день, который принес очень важную, взволновавшую нас всех новость: я получил шифрованный приказ - погрузить корпус в вагоны на станциях близ Нового Оскола и отправиться в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Теперь стало понятно, почему нас так торопили.
В приказе указывалась и станция выгрузки - Михнево. Ни я, ни работники штаба не знали, где она находится. На наших картах Михнево не значилось. Пришлось мне послать на местную почту командира из оперативного отдела. Поручение было «дипломатическое»: узнать, где находится Михнево, не привлекая внимания работников связи. Вашурин - высокий стройный майор - очень подходил для этой цели: на почте работали девушки.
С почты майор возвратился бегом. Вошел в комнату, закрыл за собой дверь и только после этого сказал возбужденно:
- Товарищ генерал! Нас перебрасывают под Москву!
Подготовка контрудара
Читая газеты, слушая сообщения по радио, я представлял себе, насколько трудна обстановка на подступах к столице. Фашисты, двинув в наступление около восьмидесяти дивизий, теснили противостоявшие им наши армии Западного, Брянского и Резервного фронтов. На подступах к Москве спешно создавалась новая линия обороны, с ходу вступали в бой воинские части, перебрасывавшиеся из глубины страны.
Двоякое чувство вызвал во мне полученный приказ. Острее сделалось беспокойство за судьбу нашей столицы. Значит, положение там действительно очень трудное, если приходится снимать с фронта войска и направлять их к Москве, ослабляя тем самым другие участки. Но при всем этом я был горд за наш корпус. Мы начинали войну в составе 9-й армии. Потом перешли в подчинение командования войск Южного фронта. Через некоторое время нас подчинили Военному совету Юго-Западного направления. Корпус вступил в бой в первый день войны и с этого времени сражался, не имея передышки. Мы отступали, но, отступая, дрались, не раз нанося противнику серьезные поражения. Корпус окреп, закалился в боях, люди получили опыт. И вот теперь Ставка брала нас в непосредственное подчинение. Нам доверяется защита Москвы - сердца нашей огромной Родины.
В Новом Осколе мы прожили несколько дней. Была задержка из-за транспорта. Но мне удалось связаться с заместителем народного комиссара обороны генералом армии А. В. Хрулевым. Мы знали друг друга давно, еще по службе в 14-й кавалерийской дивизии, где он был комиссаром дивизии, а я - командиром полка. Вопрос с транспортом решился очень быстро. На станцию стали прибывать под погрузку железнодорожные эшелоны. В Новом Осколе сосредоточивались части, штабы, тыловые и специальные службы корпуса. Пришлось отозвать из-под Корочи начальника штаба Грецова. Вместо него руководить спасением автомашин остался начальник тыла полковник А. И. Сакунов.
Шоферы в эти дни проявили настоящее мужество. Не помню случаев, чтобы они бросали машины, застрявшие в грязи или оставшиеся без горючего. На холоде, без сна и порой без пищи, облепленные грязью, в мокрой одежде, проталкивали они доверенные им машины все дальше на восток. Сзади наседали автоматчики противника, сверху налетали немецкие бомбардировщики. Но эвакуация машин продолжалась.
2 ноября полковник Сакунов донес, что под Корочей осталось без горючего около ста грузовиков и что немцы усилили нажим. Я подтвердил приказ сделать все возможное, чтобы спасти транспорт.
Корпус давно уже не сосредоточивался в одном пункте. Дивизии вели бои на широком фронте, порой в отрыве друг от друга. А сейчас я получил возможность быстро объехать все части, лично убедиться в их готовности к дальнейшим действиям.
5-я Ставропольская имени Блинова кавалерийская дивизия имела богатые боевые традиции. Она была создана в 1919 году из революционно настроенных трудящихся Украины, Дона, Кубани и Саратовской губернии. В нее влились два конных полка старой армии - 5-й и 6-й Заамурские, участвовавшие в знаменитом походе Тираспольского отряда, о котором хорошо рассказал в своих воспоминаниях И. Э. Якир. Дивизия носила имя своего первого начальника донского казака М. Ф. Блинова, героически погибшего в бою с белогвардейцами. Теперь она состояла из четырех кавалерийских полков: 11-го Саратовского, 96-го Белозерского, 131-го Таманского, 160-го Камышинского, а также 38-го конно-артиллерийского дивизиона, конно-саперного эскадрона и эскадрона связи.
Командовал 5-й кавалерийской дивизией генерал-майор Виктор Кириллович Баранов, грамотный и смелый военачальник. В Красную Армию он пришел в конце гражданской войны, окончил нормальную кавалерийскую школу, после чего воевал в Средней Азии с басмачами.
Одно время Баранов был политруком эскадрона, получил опыт партийно-политической работы. Это очень помогало ему в дальнейшей службе. Он всегда срабатывался с комиссаром или с заместителем по политчасти, умел сблизиться с людьми. Красноармейцы любили его и уважали. Придет на отдых в какой-нибудь эскадрон, вокруг сразу соберутся бойцы. Высокий, широкоплечий, Баранов говорит громко, грубовато. Одних похвалит, других поругает тут же, при всех. Впрочем, он и ругал как-то по-особому. Я бы сказал - по-отечески. Выругает крепко, а человек не обижается.