Вот он какой! Я смотрю на эту карточку и вспоминаю январские дни, подмосковное село Нахабино, помещение больницы, где мы распределяли по подразделениям новое пополнение. Вот подходит к столу рослый юноша в аккуратно заправленной широкой шинели, туго затянутой поясом. Старательно отпечатав несколько шагов по мерзлому полу, стукнув каблуками, он останавливается по стойке «смирно» и смело, с достоинством представляется:
— Рядовой Тохтаров Тулеген.
— Кем хочешь быть? — спрашиваю его.
— Куда прикажете, туда и пойду, товарищ капитан, — бойко отвечает он.
— В автоматчики пойдешь! — Есть в автоматчики.
— Я разворачиваю вчетверо сложенный лист, вырванный из тетради, и вслух читаю: «Прошу принять меня в ряды Коммунистической партии большевиков. Если меня убьют в бою за Родину, прошу меня все равно считать большевиком.
Сын скотовода, сам рабочий, Тулеген Тохтаров». Так он писал, просто и кратко.
— Ну, рассказывайте, Малик, — предлагаю я Габдуллину.
— Тулеген Тохтаров, — читает Малик страницы из своей тетради, — 1923 года рождения, рабочий из Усть-Каменогорска, Восточно-Казахстанской области. В роту прибыл четырнадцатого января...
— Рассказывайте, — нетерпеливо перебиваю я его.
— У меня, товарищ капитан, здесь кое-что записано о нем, разрешите прочесть?
— Хорошо, читайте.
— Дисциплинированный и примерный на службе боец. Отлично владеет оружием. В пути следования, в эшелоне, был назначен комсоргом и агитатором. Все поручения выполнял образцово и в срок. Впервые вступил в бой с немецкими оккупантами второго февраля за деревню Ново-Свинухово. В атаку пошел смело, уничтожил пятнадцать вражеских солдат и троих офицеров.
В ночь на шестое февраля в боях за деревню Бородино он первым ворвался в дом, занимаемый немцами, гранатой и автоматным огнем уничтожил двенадцать вражеских солдат. Во время первой контратаки противника, проявив инициативу, первым бросился с фланга на врага, увлекая за собой рядовых Батталова, Соколова, Игембердинова, Шумилова, Губайдуллина, Настретуллаева и других...
Малик закрывает тетрадь и начинает рассказывать о гибели Тулегена.
— Снаряды рвались за снарядами, разрушая траншеи и осыпая нас огнем. Разрывы оглушали, осколки свистели, не давая нам поднять головы. Только урывками мы вели огонь по идущей на нас немецкой цепи. Вдруг на миг все стихло, и я увидел, как немцы бегом бросились на Бородино. Я со взводом кинулся к ним навстречу, но уже поздно — они вошли в деревню. Мы очутились лицом к лицу с врагом. Почти в упор стреляли друг в друга. Дисков хватило только на несколько минут. Патроны кончились. У немцев тоже иссякли боеприпасы. Все, кто остался в живых, бросились врукопашную... С другого конца деревни до меня донеслись возгласы наших бойцов, стрельба участилась. Я хотел броситься туда, как вдруг почти рядом раздался выстрел. В десяти шагах от себя на соседнем дворе я увидел, как, опираясь на левую руку, приподымался немецкий офицер, наводя парабеллум на бойца, раненного, по-видимому, в живот. Я узнал Тулегена. Он, собрав последние силы, взмахнул автоматом и, рывком бросившись на офицера, ударом приклада в голову свалил его и свалился сам. Я подошел к нему — он был мертв. — Малик протягивает мне тетрадь и добавляет: — Здесь у меня записаны некоторые слова, сказанные Тулегеном.
Я положил тетрадь в сторону и обратился к остальным.
— А вы что расскажете, товарищи?
— Он был алтайским гордым архаром, — горяча вставляет Балтабек.
Я с удивлением смотрю на него — раньше я не подозревал в нем способности к поэтическому мышлению.
— Тулеген был моим земляком, одного мы с ним племени, — с болью в голосе говорит Балтабек.
— Товарищ Габдуллин привел ряд данных, но Томаров, конечно, только в одном Бородине уничтожил намного больше указанного числа немцев, — деловито вставляет Гундилович.
— Да, товарищ капитан, им уничтожено немало вражеских солдат, — подтверждает Малик. — Бойцы мне рассказывали, как он, перебегая из ячейки в ячейку, косил и косил вражескую цепь...
— В бою очень трудно точно учесть, чья пуля нашла немца, — вмешался Трофимов, — но мне кажется, что главное в подвиге Тохтарова то, что он личным примером заражал других, сын далекого Алтая, он за русскую землю призывал драться по-русски.
Поговорив еще о делах Тулегена и других бойцов, мы распрощались. Я остался один. Коптилка трещит и мигает.
Передо мной — комсомольский билет и заявление Тохтарова. Какую силу и какую ненависть к врагу должен иметь человек, чтобы последнюю предсмертную судорогу превратить в смертоносный удар по врагу!
Тулеген Тохтаров и Андрей Алешин — рядовые советские люди. Один — лениногорский рабочий, другой — колхозный парень из-под Павлодара, до последнего вздоха сражавшийся один на один со стальным немецким чудовищем. Им мы обязаны нашей победой!
Какая сила двигала этими бойцами? Что вдохновляло их на великий подвиг и рождало презрение к смерти?
Я раскрываю тетрадь Малика. Ровным и красивым почерком Малик записывал мысли, слова и поговорки, услышанные от солдат, фамилии и адреса товарищей, происходившие события.
Записи отрывочные, торопливые и незаконченные. Местами страницы тетради запачканы кляксами от дождевых капель и талого снега или просто комками грязи — явные следы того, что «кабинетом» автора были поле боя, дно окопа или воронка от снаряда. Я не задерживаюсь на страницах. На одном из последних листков тетради я читаю заголовок: «Тулеген Тохтаров».
«Смотри в глаза смерти — она испугается и отступит перед тобою».
«Кто любит жизнь, тот всегда наступает на костлявую ведьму».
«В наступлении не оглядывайся, а то споткнешься».
Записи завершали строки Абая, переписанные Маликом:
Да, говорю я себе, разве Тулеген своим последним дыханием не пробудил в нас много высоких дум, чувств, размышлений? Разве он не мог сказать: «Если любишь жизнь, то люби ее так, как я ее любил!».
Вода потечет по правильному руслу и не остановится, если верно направить ее...
Скакун помчится, как стрела, если умелая рука его окрылит...
Сокол ринется против бури и урагана, если в гуще грозовой волны будет ясна ему цель...
Мы — советские люди, наши сердца не стальные. Но огонь нашей мести может расплавить, сжечь любую сталь... У нас есть самое сильное оружие, побеждающее страх, — это любовь к Родине.
Недаром говорили мудрые: «Отец мужества — любовь, отец жизни — народ!».
Слава простому советскому человеку, вместившему в сердце своем океан любви к Родине и товарищам!
...Мигает коптилка.
Я пишу слова реляции о награждении отличившихся в боях за Бородино:
«Достоин присвоения звания Героя Советского Союза...»
Герои смертью жизнь не кончают, они начинают жить в сердцах миллионов!