1860 год, когда Потебня возвратился в Шлиссель-бургский пехотный полк, ознаменовался подъемом польского национально-освободительного движения. Это нашло выражение в многолюдных манифестациях, в организации демонстративных панихид по жертвам царского террора, в пении запрещенных национальных гимнов в костелах и т. д. Первая еще сравнительно небольшая манифестация произошла летом 1860 года во время похорон вдовы одного из участников ноябрьского восстания. Осенью варшавяне устроили манифестацию в те дни, когда их город соблаговолили посетить монархи трех государств, разделившие Польшу и угнетавшие польский народ. В феврале 1861 года варшавские мостовые обагрились кровью, манифестанты, двигавшиеся от Лешно к Замковой площади, были встречены огнем. Похороны пяти убитых вылились в стотысячную манифестацию. Примерно через месяц царизм совершил новое преступление, расстреляв массовую манифестацию жителей Варшавы. Свыше ста погибших и множество раненых остались на месте расправы, волна обысков и арестов последовала за ней.
Что испытывали находящиеся в Польше передовые офицеры русской армии? Перед ними проносился поток народного движения. Они видели политические демонстрации, в которых участвовали десятки тысяч людей; они видели, как варшавяне, в основной массе ремесленники и рабочие, отбивались от солдат и казаков, теряя убитых и раненых Сменялись наместники, не справлявшиеся с подавлением движения, слетали с мест ненавистные народу царские чиновники. Однако никакой действительной победы и никакого облегчения народу не приносили все эти демонстра-иии безоружных, молебны «за благополучие отчизны», шанихиды, ношение траура, преследование тех, кто не хбтел отказаться от посещения театров, танцев и других развлечений.
Молодые офицеры видели, что национально-освободительная борьба поляков против царизма выражает насущные потребности народа. Они верили Чернышевскому, который писал, что причины этой борьбы кроются не в одном национальном чувстве, но в социальных и политических условиях жизни народа, в недовольстве господствующей «стеснительной системой», т. е. неравноправием и гнетом. Сочувствуя нарастающему движению, армейская молодежь пыталась разобраться в характере польских политических партий. Революционно настроенные офицеры знали, что поляки создают подпольную организацию для подготовки восстания, которое все более превращалось из отвлеченной мечты в реальное дело недалекого будущего.
«Колокол» открыто провозглашал задачу отнять армию у царизма, писал о необходимости создавать в армии революционные кружки и организации, занимать офицерские посты членами тайных обществ. Эти мысли находили живой отклик у молодых офицеров, искавших революционного дела. Между тем царизм превращал войска, находящиеся в Польше, в карательную силу. Их уже заставили пролить кровь манифестантов, было ясно, что в ближайшем будущем русских солдат могут послать на усмирение восстания польского народа.
Передовые офицеры не хотели и не могли просто отстраниться, уйти в отставку — это было бы бегством. Они могли бы перейти на сторону поляков, когда начнется восстание; но ведь подчиненные им солдаты вынуждены были бы тогда воевать против восставших под командой других офицеров. Затруднение состояло еще и в том, что хотя в армейской подпольной организации вместе с русскими участвовало много поляков, целью организации не могла стать только поддержка борьбы за независимость Польши. Русские офицеры мечтали о революции в самой России, они хотели соединить в условиях назревающего восстания обе задачи — польскую и русскую.
Что следует делать в таком положении? С этим вопросом от имени группы офицеров обратился По-тебня к Герцену и Огареву осенью 1861 года. Офицерам было известно твердое, неоднократно заявленное убеждение издателей «Колокола» о необходимости союза русских и польских революционеров в борьбе с царизмом. Они ждали от них практического совета. Герцен и Огарев ответили, но их письмо было перехвачено, по-видимому, прусской полицией. Не дождавшись ответа, офицеры сами приняли решение. Из разрозненных кружков они начали создавать подпольную организацию.
Революционная организация русских офицеров в Польше — так можно назвать возникшую федерацию. Инициатором объединения кружков выступил поручик 4-го стрелкового батальона Василий Каплин-ский, связанный с петербургскими офицерскими круж-ками, с Сераковским и Домбровским. Вместе с Кап-линским Потебня постепенно устанавливал связи с кружками и отдельными оппозиционно настроенны-' ми офицерами в частях, сплачивал их воедино, вербовал новых участников организации. К концу 1861 года организация насчитывала уже более двухсот членов, объединенных в полковых, батальонных, бригадных, батарейных кружках. Они были различны по величине, по идейной закалке и дееспособности; но в целом составляли, несомненно, большую силу.
Важнейшей своей задачей армейские революционеры считали агитационно-пропагандистскую работу. В первые месяцы офицерская организация распространяла прокламации, доставлявшиеся из Лондона и Петербурга. Эти прокламации призывали офицеров и солдат стать на сторону народа в его борьбе за землю и волю. Особенно часто подбрасывалась солдатам написанная Огаревым листовка «Что надо делать войску?». До середины апреля 1862 года начальству удалось заполучить 182 экземпляра этой листовки. Были изданы специальные приказы о выдаче денежного вознаграждения каждому, кто доставит «возмутительное воззвание». Несмотря на это, прокламации ходили по рукам, и лишь очень незначительная часть их попадала в дивизионные штабы, которым было приказано немедленно предавать их огню.
Начиная с мая 1862 года появились собственные листовки армейской организации. Сначала они размножались в военных литографских заведениях, а потом стали издаваться типографским способом. Тиражи листовок достигали иногда нескольких тысяч экземпляров.
Листовка «Чего хочет русский народ и что должен делать тот, кто его любит», появившаяся в мае, обращалась к офицерам, находящимся в Царстве Польском, с такими словами: «Вам выпал на долю счастливый жребий быть передовыми в деле освобождения России. Не отталкивайте от себя этого жребия. Мы призываем вас на помощь Польше, этой великой многострадальной мученице; пока угнетена она, Россия не может быть свободной. Народное дело уже созрело в Польше, и скоро народ возьмет свое; власть петербургского правительства держится в ней только вами и от вас зависит уменьшить число будущих жертв.
Сильное неудовольствие уже существует между солдатами; на офицерах лежит обязанность направить это неудовольствие, они должны объяснить солдатам, что власть трусит, опирается только на них и пользуется ими для угнетения польского и русского народов. Если вы откажетесь бить поляков, то и этим сделаете много; но это не все. Вы должны стать за них, и только тогда вы своей кровью сможете смыть с себя пятна мученической крови. Если вы сделаете это, вы уменьшите потоки крови, уже готовой пролиться, вы поразите петербургское правительство в самом чувствительном месте и из возродившейся Польши понесете знамя свободы на свою родину».
В этих словах кратко высказаны новые мысли, впервые появляющиеся в русской революционной литературе: русские войска в Польше могут сыграть передовую и решающую роль в освобождении России; для этого нужно не только отказаться «бить поляков», но и «стать за них»; освобождение Польши от царизма даст возможность понести знамя свободы и в Россию.
Вышедшая вскоре другая прокламация обращена к солдатам. Она так и называлась — «Русские офицеры — солдатам русских войск в Польше». Вероятно, автором ее был Потебня, взявшийся исполнить тот долг офицеров, на который указывала первая прокламация: направить на революционное действие недовольство солдат. В прокламации говорилось о «жалком положении» солдат на службе и в отставке: они получают ничтожное жалованье, одеты плохо, полуголодны, даже последнее их достояние — деньги от продажи излишков муки («недоеденный хлеб») — «бесстыдно теперь отнято» у них начальством. Отставной солдат после двадцатилетней службы лишен дома, семьи, вынужден питаться милостыней, как тысячи героев обороны Севастополя.