Возникновение этого манифеста, сыгравшего немалую роль в истории «казанского заговора» и громадную роль в судьбе Иеронима Кеневича, составляет одну из очередных загадок в нашем и без того богатом «белыми пятнами» повествовании.
«Польская интрига», «польская диверсия», — восклицали по поводу подложного манифеста черносотенные журналисты; «диверсия белых», — еще и сейчас повторяют некоторые историки, считая создателем этого манифеста «агента белых» Иеронима Кеневича. Но так ли обстояло дело в действительности?
Мысль об использовании подложного манифеста имела в те годы немалое распространение. Вскоре после издания манифеста от 19 февраля 1861 года — в апреле — в Петербурге рассылался манифест с датой 20 февраля, в котором Александр П отрекался якобы от самодержавной власти. Летом 1861 года при переходе границы был задержан офицер-революционер Михаил Бейдеман, у которого были найдены клочки черновика манифеста от имени мифического царевича Константина. Бейдеман тяжело поплатился за свой наивный замысел — после двадцатилетнего одиночного заключения он умер в сумасшедшем доме. Идея поднять крестьян на восстание, используя подложный царский манифест, изданный в момент, когда народ ожидает манифеста о «большой воле», привлекала и некоторых землевольцев.
Ложность, недопустимость подобных попыток эксплуатации наивного монархизма крестьян была очевидна и в то время более зрелым революционерам. Распространение подложного манифеста осудил на страницах «Колокола» Герцен. Он писал в частности: «мы уверены, что общество Земли и Воли... не имеет никакого участия в составлении этого манифеста». Осуждение этой ложной тактики руководящим деятелем «Земли и Воли» имело большое принципиальное значение. Как мы увидим, правильную позицию в этом вопросе заняли казанские землевольцы. Однако вопреки высказанному Герценом убеждению манифест возник в землевольческих кругах.
Как свидетельствует причастный к возникновению подложного манифеста землеволец Г. П. Гофштетер, вопрос о составлении манифеста поднял Николай Семенович Скрыдлов, родственник Зыгмунта Падлевского. Написан манифест был Юлием Бензенгером — землевольцем, давним другом Константина Калиновского. Врученный ему текст Скрыдлов, по словам Гофштетера, передал «в полное распоряжение Падлевского».
При всей краткости этого сообщения оно дает очень много для выяснения обстоятельств дела. Юлий Бензенгер незадолго до этого— 15 ноября 1862 года — добровольно вступил в Петербурге в армию с целью ведения пропаганды в солдатской среде. Бензенгер был направлен для службы в Нижегородский батальон внутренней стражи. На пути следования 28 ноября Бензенгер совершил побег, а уже 2 декабря сам явился на гауптвахту в Москвб, после чего содержался под арестом в Нижнем Новгороде. Таким обрезом, со всей очевидностью определяется время и место составления подложного манифеста. Мы не ошибемся, если скажем, что и сам побег Бензенгера был вызван данным ему серьезным поручением.
По чьей же инициативе составлен этот манифест? Рассказ Гофштетера можно истолковать так, будто инициатива исходила, хотя бы косвенно, от Падлевского. К такому именно выводу пришел на основании сообщения Гофштетера известный историк русского революционного движения М. К. Лемке, прямо заключивший: «Все это было делом рук польского Временного Народного правительства, даже и не вступившего ни с кем из русских революционеров в какие бы то ни было сношения по этому поводу». Заметим, что Временным Национальным правительством польский ЦНК стал именовать себя только с начала восстания, то есть с 10(22) января 1863 года. Казалось бы, это мелочь, но она показывает, что возникновение манифеста Лемке представлял себе явлением более поздним, чем это было на самом деле.
Итак, Зыгмунт Падлевский немедленно после окончания переговоров с ЦК «Земли и Воли», дух и буква которых обязывали обе стороны к взаимным консультациям и контактам, тайно, без ведома ЦК «Земли и Воли» организовал выпуск подложного манифеста к русскому народу. В то же время Бензенгер, в идейной верности которого «Земле и Воле» нет никаких оснований сомневаться, без указания и ведома руководства организации составил этот манифест при молчаливом попустительстве и одобрении нескольких других землевольцев. Правдоподобно ли это? Конечно, нет. Ни Падлевский не совершил бы такого действия за спиной русских союзников, ни Бензенгер не мог самолично взять на себя решение вопроса первостепенной политической важности.