Генерал утверждал, будто Траугут убит, а отряд его, «состоявший из 300-400 человек, отлично вооруженных и обученных, совершенно разбит, разбрелся поодиночке во все стороны», и делал вывод: «невероятно, чтобы он в состоянии был сформироваться».
В этом бою отряд Траугута, численность которого бравый генерал преувеличил вдвое, имел дело с многократно превосходящими силами. На окончательный успех рассчитывать не приходилось, поэтому, предвидя необходимость отступления мелкими группами, Траугут назначил место сбора отряда. На этот пункт собрались сорок три человека. Отряд понес тяжелые потери, но вопреки предположениям Эггера продолжал существовать. Среди погибших в бою повстанцев был доктор Павловский (Траугут без опасения мог назвать впоследствии его имя царским следователям), была и служившая в отряде рядовым бойцом русская женщина Волкова.
Но очень большие потери понесли и каратели, что, как мы видели, признавал и сам Эггер, Ему приписывают фразу: «За мной поле боя, а за Траугутом победа». Было ли это сказано или нет, но остается фактом, что Траугуту удалось в считанные дни превратить свой отряд в силу, способную противостоять значительно превосходящему противнику.
Дней через десять после третьего боя под Горками отряд Траугута был усилен сотней повстанцев из Брестского уезда, приведенных к нему Яном Ваньковичем («Леливой»). Из Пинских лесов Траугут по тайной повстанческой почте восстанавливал связи с повстанческой организацией Кобринского уезда, готовясь к возвращению в свой основной район действия. Среди курьеров, обслуживавшихего отряд (ими были в восстании чаще всего женщины), была молоденькая женщина, которой вскоре суждено было стать гордостью польской литературы.
Почти полвека спустя, незадолго до смерти, Элиза Ожешкова обратилась к теме своей повстанческой юности и создала серию новелл, получившую название «Gloria victis!» («Слава побежденным!»). «Родные места, люди, их жилища, их слова и дела стали у меня перед глазами, зазвучали в ушах, словно я видела и слышала их вчера», — пишет она в частном письме. И в центре всех этих воспоминаний — Ромуальд Траугут.
Эти новеллы так полны неповторимой атмосферой 1863 года, так проникнуты его духом, что их можно было бы цитировать страницами. Но мы ограничимся лишь теми строками, которые говорят о том, каким увидела юная Ожешкова Траугута в тот вечер, когда он впервые прибыл на собрание конспиративной организации, чтобы сообщить о своем согласии стать во главе повстанческого отряда.
«Ему было 36 лет, и так он и выглядел. Среднего роста, худощавый, скорее гибкий, чем сильный, он двигался легко, собранно, в его осанке была военная выправка. С первого взгляда обращали на себя внимание его волосы, иссиня-черные и такие густые, что они двумя волнами поднимались над высоким смуглым лбрм, разделенным глубокой вертикальной морщиной. Глаза нелегко было рассмотреть, их скрывали стекла очков. На смуглом лице выделялись неулыбающиеся, спокойные губы. Наверное, эта привычная серьезность линии рта и рано появившаяся морщина на лбу были причиной, что на лице его прежде всего читался отблеск суровой, сосредоточенной, молчаливой мысли. Ничего мягкого, деликатного, предупредительного, ничего легко раскрывающегося собеседнику. Лишь какая-то всепоглощающая, огромная мысль, неустанно работающая в молчаливой сосредоточенности, и под ее покровом таинственный жар чувств, раньше срока выжегший морщину на его челе и окрасивший смуглым румянцем молчаливое лицо».
Это был человек, не страшащийся сурового воинского труда, не падающий духом при неудаче.
Неожиданно Траугут получил приказ не возвращаться в Кобринский уезд, а двинуться на юго-восток, в северную Волынь. Предполагалось, что начавшееся на Волыни восстание, распространяясь к северу, сомкнётся на Полесье с восстанием в Белоруссии.