Может показаться, что правы те, кто считал этот декрет, изданный в момент, когда восстание уже клонилось к упадку, актом неуместного педантизма и прожектерства. Может показаться также, что это было проявлением тяги к созданию регулярной армии и отказом от методов народной, партизанской войны. Однако такие суждения были бы поверхностны.
Траугут выступал не против партизанской тактики, а против организационной анархии и бесконтрольности, против «партизанщины», нанесшей уже неисчислимый вред восстанию. Четкая, подлинно военная организация должна была положить предел недисциплинированности и подчиненных и начальников.
Но новая организационная структура имела еще одну, может быть, более важную цель. Недаром она строилась по территориальному признаку, и недаром декрет учреждал повстанческие дивизии и полки и на той территории, где движение к зиме 1863/64 года было уже подавлено (реально организованы были только I корпус, которым командовал Крук, а затем Валерий Врублевский, и II корпус, которым командовал Босак). Нужно было создать четкую организацию, готовую вобрать в себя многие тысячи новых бойцов, которые станут под знамя восстания весной 1864 года. В этот новый подъем Траугут твердо верил, с ним связывал он все планы и все мероприятия. И если перед действовавшими на юге Королевства Польского повстанческими отрядами, теперь превращенными в I и II корпуса, он ставил задачу продержаться зиму, «укорениться» в своих районах, то перед командирами еще несуществующих корпусов — III — полковником Скалой (Яном КозеллПоклевским) и V — полковником Яблоновским (Болеславом Длуским) — стояла задача накопить тайно в Восточной Пруссии повстанческие силы и оружие, чтобы весной 1864 года вновь развернуть боевые действия в Литве и смежных районах. Следует сказать, что в этом смысле было сделано немало.
Наряду с названными уже выше давними членами повстанческой красной организации Траугут поручил ответственный пост Людвику Звеждовскому (он командовал дивизией в корпусе Босака) и утвердил на посту руководителя восстания в Литве Константина Калиновского. Уже сдм этот круг имен много говорит о политической линии Ромуальда Траугута.
На новый, высший этап восстание должно было подняться благодаря опоре на «единственную силу каждой страны — народ». В своем циркуляре главным военным начальникам и воеводским комиссарам от 15(27) января 1864 года, откуда процитированы приведенные выше слова, Траугут писал:
«Жонд Народовый в течение последних трех месяцев действует главным образом в этом направлении, это цель всех распоряжений жонда...
Мы решительно предписываем вам прекратить всякую деятельность среди шляхты, которую следует принимать лишь постольку, поскольку она сама к этому стремится, а вместо того продолжать и развивать всяческую организационную и военную деятельность прежде всего среди простою народа и посредством народа, как деревенского, так и городского.
Шляхта взамен за это пусть несет материальные тяготы. Тот, кто сам отстраняется и бережет себя на лучшие времена, пусть жертвует для родины своим богатством. С уклоняющихся от всяких жертв нужно взыскивать вдвойне, взыскивать все, что на них наложено, без послаблений, а в случае сопротивления либо проявления злой воли привлекать к самой суровой ответственности...»
Траугут не ограничивался декларациями. Еще ранее, 15(27) декабря 1863 года Жонд Народовый издал декрет, которым предписывал безусловное и строгое осуществление январских аграрных декретов и устанавливал, что попытки взимания у крестьян оброка или других повинностей караются смертной казнью. Наблюдение за исполнением декрета поручалось делегатам крестьянских общин и судам, в которых крестьяне должны были составлять не менее чем половину членов.
Повстанческое войско должно было быть не только армией национального освобождения но и защитником народных интересов. «Жонд Народовый требует, — гласил циркуляр Траугута, — чтобы вы с особым вниманием и рвением стремились к полному и сердечному согласию, братанию нашего войска с народом. Жонд Народовый видит в войске не только защитников родины, но вместе с тем и первых, вернейших стражей и осуществителей законов и постановлений Жонда Народового и прежде всего прав, данных польскому простому народу манифестом Жонда Народового от 22 января с. г.; тот, кто осмелился бы нарушить в чем-либо эти права, должен рассматриваться как враг Польши...»