Конец февраля приносит два новых тяжелых удара. 17(29) февраля австрийское правительство объявляет Галицию на военном положении. Начинается преследование повстанцев, уничтожение запасов оружия, в чем активно участвует галицийская шляхта. «Я на коленях благодарил бога за эту весть, которая должна была положить конец несчастному восстанию» — так встречает сообщение о введении военного положения помещик, в недавнем прошлом командир повстанческого отряда. Не лучше ведут себя белые и в Королевстве Польском, где начинается кампания сбора подписей под верноподданническим адресом Александру И. 19 февраля (2 марта) царь подписывает указы о крестьянской реформе в Польше. Страх перед еще продолжающимся восстанием диктует условия реформы, идущие много дальше, чем реформа 1861 года в России. Царь лишен возможности дать крестьянам меньше, чем дал им повстанческий жонд. И поэгому польский крестьянин получает свой надел без «отрезков», поэтому он не должен платить помещику прямой выкуп, хотя, разумеется, средства на возмещение, которое платит помещикам «казна», она черпает прежде всего из крестьянского кармана. Даже безземельные получают небольшие клочки земли. Все это вырвало у царизма восстание, это было завоеванием тех сил польского народа, которые выступили в 1863 году на бой не только с царизмом, но с феодальным строем.
Но непосредственно в этот момент ослабление повстанческих сил, ликвидация опорных баз в Галиции и царские указы о реформе делают бесперспективными планы посполитого рушения. Борьба проиграна. Но Траугут не покидает своего поста.
А между тем вокруг него смыкается кольцо полицейского сыска. Царские власти напрягают все силы, чтобы найти и ликвидировать подпольный жонд. Массовые аресты разрушают повстанческую организацию Варшавы. Один за другим попадают в руки полиции руководители отделов жонда, их секретари, некоторые перед угрозой ареста спасаются за границу. Траугут не покидает Варшавы.
Царские власти все еще не знают, кого они ищут. Имя Траугута еще не произнесено. К тому же полиция поверила опубликованному в октябре в повстанческой прессе для отвода глаз сообщению о гибели Траугута. Но сеть все более сужается. Утром 29 марта (10 апреля) полиция появляется в домике на Смольной; на этот раз она направляется во флигель — арестован Мариан Дубецкий. В ту же ночь она приходит вновь. Увидев вошедших в комнату полицейских, Траугут сказал: «Уже», — и поднялся с постели. Арестант был доставлен в тюрьму для подследственных на Павьей улице, в печально знаменитый в истории польского революционного движения «Павиак».
А в те же дни на южной окраине Царства Польского происходят последние бои. 6(18) апреля переправляется через Вислу в Галицию Гауке-Босак. Он еще надеется на то, что ему удастся вновь собрать отряды и возобновить борьбу. Но этим планам стойкого повстанческого генерала не суждено было осуществиться.
На юге Радомской губернии еще действуют небольшие, главным образом конные, отряды повстанцев. Среди этих последних на поле боя особенно много русских, да и командуют этими отрядами зачастую русские офицеры. Им не приходится рассчитывать на снисхождение царских властей, у них мало шансов укрыться от преследователей, и они с отчаянной стойкостью бьются до конца.
Кто эти русские люди? Десятки из них останутся для нас навсегда безымянными. Погибшие в бою, они схоронены товарищами в могилах, на которых не делалось надписей и не всегда даже ставился крест» О других попавших в руки карателей мы обычно мало что знаем, кроме имен, кратких сведений о прошлой службе и трагической участи, постигавшей их по приговору военного полевого суда. Жертвой очищения, принесенной Россией «а пылающем алтаре польского освобождения, назвал Герцен Андрея Потебню. Число таких жертв, принесенных русским народом в борьбе за нашу и вашу свободу, было велико. Это не только погибшие в боях. Почти половина тех, кто попал в руки царских карателей (89 из 183), была казнена, большинство других осуждено на длительную каторгу.
Среди этого длинного ряда имен есть несколько человек, о которых нам известно относительно больше. Какие замечательные люди связали свою жизнь с судьбой борющейся Польши! Как созвучна их идейность и стойкость до последнего, смертного часа с обликом руководителя восстания, которому посвящены эти страницы! Пусть найдется и для них здесь несколько строк.
Вот бывший капитан пограничной стражи Матвей Дмитриевич Безкишкин. Веря в то, что царя должно заботить «прекращение враждебного чувства, существующего ныне между поляками и русскими», Безкишкин в 1860 году представил на «высочайшее имя» свои предложения, смысл которых заключался в прекращении национального угнетения поляков. К 1863 году Безкишкин освободился от наивных иллюзий и путь к установлению дружбы между русскими и поляками увидел в их совместной борьбе против самодержавия. Он принял участие в восстании, был инструктором, затем командовал отрядом, был ранен и вновь вернулся в строй. 15(27) апреля 1864 года он был взят в плен, оказав при этом упорное сопротивление. Безкишкин был казнен в Радоме. Уже после объявления приговора воинская казнь — расстрел — была заменена на считавшееся позорным повешение. Причиной этого была пощечина, которую Безкишкин дал председателю царского суда.