Со мной, как мне казалось, произошли заметные перемены. Как-то враз ощутил себя взрослым и самостоятельным, словно стрелки в моих часах перевели на несколько делений вперед. Для меня не было сомнения, что наши судьбы с Люсей связаны навсегда, а раз так, на мои плечи ложится, если уже не легла, ответственность, какой не знал раньше.
— Не смей бросать школу, — говорила Люся. — Я себя буду чувствовать виноватой, если ты это сделаешь.
— Ты тут ни при чем, я просто хочу идти работать. И потом я перейду в вечернюю, может быть даже в твою.
— В конец года тебя не возьмут.
— Тогда сдам экстерном.
— Зачем тебе это все?
— Надо же, наконец, стать взрослым.
— Разве мы не взрослые?
— На это надо иметь право. Ты знаешь, о чем я говорю. Надо иметь почву под ногами, тогда можно поступать по-своему.
— Какой ты стал рассудительный.
— Жизнь заставляет, — пошутил я.
— Так уж и заставляет, — в том же тоне ответила она.
— Люська, не хитри, ты прекрасно понимаешь, чего я хочу. Иметь возможность и право постоять за нас обоих. Я ведь жениться на тебе хочу.
— Жениться? — вспыхнула она. — Ты что-то фантазируешь. У тебя такие планы!
— Не у меня, а у нас. Мы ведь с тобой никогда не расстанемся, — я заглянул в ее глаза. — Ты ведь сама об этом говорила.
Глаза ее на миг зажглись и погасли в чуть скорбной печали.
— Я бы тоже этого хотела, но говорить так уверенно, как ты…
Подобный тон уже случался у нее, я связывал это с сиюминутным настроением и не придавал особого значения.
Спустя несколько дней я оформился на «Металлист» рабочим в ремонтную бригаду.
Сухощавый человек в военном кителе, оказался знакомым моего отца. Он когда-то служил с ним вместе и теперь демобилизовался. Медлительно и неловко копаясь в бумагах, он расспрашивал об отце. Я односложно отвечал. У него, кажется, был поврежден позвоночник, потому что, когда ему надо было что-то взять со стола, или повернуться и посмотреть в сторону, он поворачивался весь, всем телом, от шеи до пояса.
— Почему школу решил бросить? — повернувшись в мою сторону, с хрипотцой поинтересовался кадровик.
— Я хочу идти в вечернюю, для этого надо работать.
Я знал, что такое положение существует, хотя многие ребята учились в вечерней, но не работали.
— Отец как относится к этому, одобряет?
— Одобряет, — соврал я.
Ответ, должно быть, удовлетворил его.
— Ну, ну, тогда оформляйся.
Я заполнил анкету. И он, читая ее, спросил вдруг:
— А может, пойдешь учеником токаря или фрезеровщика? Я тебя к хорошему мастеру поставлю.
Он хотел сделать, как лучше, для сына своего армейского товарища.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Там видно будет, пока пойду, как оформили, ремонтником.
Он проводил меня до дверей, прямой и высокий, сказал, чтобы заходил, если потребуется.
Ремонтники работали в разных цехах, и мне пришлось обойти ползавода, пока отыскал бригадира. Цеха были маленькие, тесные, загроможденные железными листами, трубами, метизными ящиками. Во дворе среди луж с маслеными разводами стояли развинченные, покореженные, похожие на груды металлолома сеялки, культиваторы и другая сельхозтехника. Своей теснотой и захламленностью завод был похож скорей на старые мастерские, чем на промышленное предприятие, рисовавшееся в моем воображении. Так, собственно, оно и было, до войны здесь размещались механические мастерские, которые только-только реорганизовали в завод.
Наконец, я отыскал бригадира, чубатого широкогрудого парня в промасленной, лоснящейся телогрейке. Неторопливо сминая в ладонях комок ветоши, он измерил меня оценивающим взглядом и, узнав, с чем я пожаловал, не без досады прокомментировал:
— Мне специалисты нужны, а они все подсобных шлют.
— Так я того, если не подхожу, — обидевшись, хотел ретироваться я.
— Ладно, выходи завтра с утра, — не обратив внимания на мою фанаберию, прервал бригадир. — Только робу прихвати, какую поизношенней, а то работа у нас — видишь сам.
Он, наверное, считает, что я и вовсе лопух или чистоплюй какой, еще больше обижаясь, подумал я.
Двое ребят за его спиной промывали в железных лотках с бензином или растворителем огромные шестерни, шабрили гладкую поверхность направляющей.