— Ладно, к чему об этом, — оборвал я девушку.
Мне показалось неловким говорить о пережитом человеку, который воевал и ногу потерял на войне.
Приткнув костыли к стене, Петр Иванович сел на парту, рядом с нами. От веселой оживленности, с которой он только что явился, ничего не осталось.
— Мы ведь, ребята, еще как следует не осознали, что пережили… Будете детям своим рассказывать — не поверят. И сами не поверите, что через такое прошли.
А ведь и верно, не осознали, подумал я. Если бы не пьеса, да не Люсины вопросы, не стали бы мы сегодня об этом говорить. Я не придал особого значения словам Петра Ивановича о будущем, которые оказались, как потом выяснилось, такими вещими.
За дверью послышались голоса. Поражая пышностью фигуры, в класс вплыла учительница физики Евдокия Саввишна, прозванная ребятами за ее крутой нрав, не слишком деликатное обхождение и душевную черствость «Салтычихой».
— Уединяетесь, — неестественно пропела она.
Я решил, что она не видит Петра Ивановича и язвительность тона обращена к нам.
Но Евдокия Саввишна нынче была настроена игриво.
— Все сбились с ног, Петра Ивановича разыскивают. Когда нас нет — никто не замечает, а когда нет Петра Ивановича, — жизнь, видите ли, останавливается.
Последнее она сказала не без зависти.
— Батюшки, и верно, запамятовал. Я ведь для ребят один пиротехнический эффект приготовил.
Покидая класс вслед за Петром Ивановичем, Евдокия Саввишна не преминула заметить:
— А вам что же, не интересно, так и будете любезничать?
После того, о чем мы до этого говорили с Люсей и Петром Ивановичем, мелкие колкости ее показались такими жалкими и ничтожными, что не хотелось на них обращать внимания. Если бы нечто подобное не услышали немного погодя.
Мы кружились в вальсе. Зал был тесным, танцующих много, и пары то и дело натыкались друг на друга. Мимо проплыли Валентин с Катюшей и Шурочка с Филипповым из десятого «Б» — фотолюбителем и шутником. Я услышал, как Шурочка говорит Филиппову, указывая на нас:
— А эти-то влюбленные, погляди. Что она вцепилась в него, что он, как завороженные.
Филиппов, открыв большой рот с редкими зубами, ответил что-то партнерше и оба залились вызывающим, как мне показалось, смехом.
Я был бы рад, если бы Люся этого не слышала. Но по тому, как потух ее взгляд и напряглось тело, я понял, что она слыхала и теперь так же, как и я, старается не подать виду. Дотанцевали до конца и когда радиола умолкла, облегченно вздохнули и отошли к стене, где стояли Валька с Катюшей.
— Чего невеселые? — беззаботно поинтересовалась Катюша.
— Домой уже пора, — отмахнулась Люся.
— Напускаешь на себя, подружка, — обнимая Люсю за плечи, проговорила Катюша. — Я ведь тебя знаю. Да, между прочим, насчет моего дня рождения помнишь? Вообще-то мы никого специально не приглашаем. Но ты, нет вы, — поправилась Катя, — совсем отбились.
Комната, в которой мы так часто собирались и проводили время, почти совсем не изменилась. Разве что на стене появились две новых, увеличенных до портрета фотографии. На одной Катюша с мамой, на другой незнакомое лицо, окаменевшее перед объективом. Я не был здесь с весны, а с Люсей вместе и вовсе ни разу.
Когда мы пришли, стол уже накрыли, скромно и просто, как водилось в ту пору: винегрет, селедка, ломтики розового сала в разномастной посуде.
После школьного вечера меня покоробило присутствие Шурочки среди гостей. Казалось, и сейчас она глядит на нас каким-то недобрым взглядом.
Катина мама поднесла к столу большую кастрюлю с вареным картофелем.
— Прямо с печки, — приговаривала она, обходя гостей, кладя в тарелки аппетитно пахнущие, парные картофелины.
Приблизившись к Люсе, слегка наклонилась и по обыкновению ласково, как бы невзначай, поинтересовалась:
— Люсенька, деточка, говорят, скоро и у тебя торжество. Надеюсь, нас не забудешь, пригласишь?
— Какое торжество? — не поняла Люся. — День рождения у меня весной. Приходите, конечно.
— Про свадьбу я, — простодушно продолжала Катина мама. — Говорят, замуж выходишь.
— Какая свадьба? — опешила Люся. — Откуда вы взяли?
— Мама, перестань, — увидав, как побледнела и насупилась Люся, вмешалась Катюша.
По растянувшимся в ухмылке Шурочкиным губам я понял, что все исходит от нее или еще от кого-то.
Подали именинный пирог. Валька настоял, чтобы пирог разрезала именинница.
Катюша развеселилась, как ребенок.
— Только чур всем поровну, — сострил кто-то, когда Катюша приступила к делу.