Я не среагировал на ее слова.
— Надеюсь, мы будем друзьями и поймем друг друга. Не правда ли? Можете мне доверяться во всем.
Нетерпеливая поспешность Вероники Григорьевны скорей быть посвященной во всё удивила меня. Не верилось, что она, умеющая себя держать умно и непринужденно, проявляет заурядное женское любопытство, граничащее с бестактностью.
Со временем я научился не обращать на это внимания и действительно посвящал ее во многие свои тайны.
О заседании комитета меня предупредил накануне Витя Минаев — наш секретарь. Сказал, что соберемся сразу после занятий в их 10-б. На красивом, немного полноватом лице Вити Минаева всегда боролась спокойная серьезность с неодолимой улыбчивостью. Казалось, ветер нагоняет легкие тучки, а солнечный луч упрямо проглядывает сквозь них. Вероятно, поэтому подчас я не мог понять, говорит он в шутку или всерьез.
— Что будет на комитете? — полюбопытствовал я.
— Слушаем успеваемость за полугодие и участие комсомольцев в строительстве школы.
— Какое еще строительство?
— Ты словно с луны свалился.
Я и впрямь оторвался от школьных дел. Последней заботой культмассового сектора, за который я отвечал, был новогодний вечер. Не знал я о том, что в ближайшее время в школе решено сделать со двора пристройку и оборудовать в ней спортзал и столовую.
Сообщить об этом должен был Иван Емельянович, когда мы собрались на заседание комитета комсомола. Директор задерживался и, взгромоздившись на парты, ребята балагурили.
Валька, который тоже был членом комитета, рассказывал, как проходили в военкомате медкомиссию. Гошка ни в какую не соглашался раздеваться при медсестре. Я вспомнил, что проходил медкомиссию годом раньше и имел уже приписное свидетельство. Неслышно вошел директор, мы поспешно соскочили с парт.
— Простите, — сказал Иван Емельянович, — немного задержался. Будем начинать.
Витя Минаев открыл заседание комитета. Меня посадили писать протокол.
Иван Емельянович рассказал о предстоящем строительстве и об участии комсомольцев в этом деле.
— У нас будут специалисты, прораб, мастера, от комсомольцев потребуется помощь на трудоемких работах. Устроим несколько воскресников.
— Когда начнется стройка? — поинтересовался Валентин.
— В апреле или мае, — уточнил Иван Емельянович.
— Но ведь у нас выпускные экзамены, — зашумели ребята.
— Десятиклассники только начнут. Продолжат те, кто в девятом и в восьмом. К осени надо закончить.
Я едва успевал записывать реплики и с облегчением вздохнул, когда Витя Минаев привычным тоном начинающего администратора провозгласил:
— Все ясно. Так и запишем. Обеспечить привлечение учащихся и комсомольцев к строительству школы. Обязать комитет комсомола…
Затем по пунктам перечислялись мероприятия, предусмотренные заранее, которые Витя Минаев зачитал нам.
Когда мы проголосовали за эту резолюцию и приступили ко второму вопросу об итогах успеваемости за полугодие, в класс заглянула Евдокия Саввишна. Ничего без нее не обходится, подумал я. Однако против ожидания, она не вошла, а только обвела присутствующих испытующим взглядом и, увидав Ивана Емельяновича, сделала ему какой-то знак рукой, как бы вызывая в коридор.
Иван Емельянович хрипло откашлялся и, морщась, пожевал рыжие усы. Мне показалось, что и он недоволен появлением преподавательницы физики. Однако поднялся, сказал Минаеву «продолжайте», покинул класс. Уже было довольно поздно, когда мы кончили заседать. Не задерживаясь, все вместе высыпали на улицу и тотчас рассеялись по переулкам, кто куда. Я замешкался у ворот, обнаружив, что недостает одной перчатки. Решил, что обронил в школе, и снова вернулся в помещение. Проходя мимо директорского кабинета, услышал рассерженный голос Салтычихи.
— До чего дело дошло. Любовь, видите ли, в школе развели. Ухаживания всякие. Взяли себе в моду свидания каждый вечер назначать. Провожания под ручку, тоже мне кавалеры и барышни. И среди них есть члены комитета. Вот о чем надо было говорить…
— Собственно, в чем дело, что от меня требуется, — услышал я растерянный голос Ивана Емельяновича.
— Чтобы вы, как директор, дали должную оценку поведению некоторых учащихся. А то взрослых из себя корчат.
— Но они действительно взрослые, — послышался неуверенный, оправдывающийся голос Ивана Емельяновича.
— Взрослые?! — взорвалась она. — В школе ни дисциплины, ни порядка, при вашем попустительстве. Я поставлю вопрос на педсовете.
Иван Емельянович закашлялся долго и глубоко.