Хомутий оказался послабее своего напарника, с которым поджидал Тучко прошлой ночью, сразу обмяк. Но Персефоний в запале нанес еще несколько ударов, лишь потом сообразив, что понятия не имеет, как развиваются события у него за спиной. Оставив Хомутия, он обернулся.
Леший, выдернув застрявший в бедре нож, с хриплым воплем кинулся на Хмурия Несмеяновича, однако тот, не вставая с пола, перекатился к окну и, схватив посох, направил его навершием на противника.
— Хватит, Ляс! — крикнул он. — Лучше уйди.
— Некуда идти, Хмур! — прохрипел названный Лясом лешак, медленно приближаясь. — Сам должен понимать. Я только за тобой всегда шел.
— Уйди, Ляс! Пойми ты, все кончено!
— А лес-то все горит, — шепнул ему Ляс и замахнулся ножом.
Персефоний ждал, что сейчас с навершия посоха сорвется еще одна вспышка, но Хмурий почему-то не стал убивать лешего. Вместо этого он ловко ударил Ляса ногой под колено, а когда тот упал, оглушил нижним концом посоха.
Подобрав нож, Тучко медленно встал и хмуро посмотрел на Персефония, держа посох наготове. Молодой упырь не сразу сообразил, что человек с трудом различает его в темноте, и сказал:
— Это я.
— Да уж понял, — ответил Тучко. — Вернулся, значит.
— За мной долг… — начал было говорить Персефоний и вдруг вспомнил: — Еще один должен быть!
И, едва он это сказал, его шея оказалась в жестком захвате.
— Вот оно что, — пропел над ухом высокий голос упыря. — Значит, это про тебя Жмурка сказать пытался? Ну-ну, малышок, в наглости тебе не откажешь. Ничего, мы с тобой еще побеседуем об уважении к старшим, а пока у меня разговор к твоему нанимателю. Поздорову тебе, Хмур! Что ж ты так со Жмуром неласково обошелся? Он ведь тебе вроде как не чужой…
— Кончай трепаться, Торкес, — поморщился Хмурий Несмеянович, целя посохом в голову упыря. — Если хочешь что сказать — говори, а нет — хватит прикрываться салагой, выходи, померимся силой. Как в старые добрые времена.
— Не, не пойдет, — усмехнулся Торкес. — Для начала посох в окно выбрось. А не то я твоему приятелю дурную головушку-то отверну.
— А с чего ты взял, что он мне приятель? Смерти ему я не хочу, но если придется — спалю обоих. У меня тут как раз на вашу братию заклинание припасено.
— Ох, и грозен ты, бригадир! — шутовски восхитился Торкес. — Жмура пожалел, Ляса пожалел, а тебя, гадкий Торкес, не пожалею, пришибу, как комарика, и мальчонку с тобой не помилую. Чего тянешь-то? Шмаляй!
Однако Хмурий Несмеянович, как, видимо, и ожидалось, ничего не предпринял, он просто стоял, держа в правой руке нацеленный на упырей посох, а в левой — нож.
— Ладно, бригадир, вижу, ты не расположен к разговорам. Поболтаем в другой раз. А сейчас мы с малышом тихо-мирно выйдем отсюда и прогуляемся, пока я не потеряю тебя из виду.
Он сделал шаг к двери, увлекая за собой заложника. Тучко двинулся следом. Персефоний не выдержал и крикнул:
— Хмурий Несмеянович, там еще эльф и гн…
Он не договорил: Торкес сдавил ему горло.
— Да знаю, — проворчал Тучко. — Навязался ты на мою голову, ничего по уму сделать не можешь. Смотришь — и то не видишь. Или все-таки видишь? — явно со значением спросил он.
— Ничего он не видит! — оборвал Торкес. — Ты давай без шуточек, бригадир, у меня силы хватит, голыми руками так отделаю малыша, что потом хоть купай в крови — не склеится.
Однако Персефоний понял, что видит. Произнося последние слова, Хмурий Несмеянович едва заметно качнул нож — нож был знакомый, заговоренный. Это им Жмур едва не оборвал жизнь Персефония прошлой ночью. Только как он собирается воспользоваться этим оружием? Хоть он и опытен, но в ловкости, безусловно, уступит столетнему упырю!
А Хмурий Несмеянович все смотрел вопросительно, и Персефоний вдруг понял, чего тот хочет от него.
«Нет, нет, я не смогу!» — всколыхнулась в мозгу испуганная мысль. Да и зачем рисковать? Руки Торкеса лежали так, чтобы одним движением свернуть ему шею. А это крайне неприятное и очень опасное для упыря повреждение. Гораздо проще сделать так, как велит Торкес: выйти с ним, отдалиться и…
И умереть, понял Персефоний. Торкес его не отпустит. Он может сколько угодно насмехаться над «малышком», но ведь принял же молодого противника в расчет — и отнесся достаточно серьезно, чтобы, оставив троих товарищей на улице, проследить за Персефонием, пройти огородами и появиться через заднюю дверь — как выяснилось, с роковым опозданием. И на будущее подстрахуется — не нужно ему, чтобы у Тучко был даже такой никчемный помощник.