— Понимаю. Что вы делали, поднявшись наверх?
— Пошел в фотолабораторию, чтобы проверить сохнувшие там отпечатки увеличений. Я пробыл там уже больше десяти минут, когда пришел Гордон…
— Ах, значит, ваш брат, после того как вы расстались, был наверху?
— Да… — На лице Сирила отразилось легкое удивление. — Конечно, был. Он посмотрел снимки, минуту мы поговорили о том, что он хочет забрать с собой комплект фотографий Atropos в Америку, и он ушел…
— Он пошел к себе в спальню или вниз, в кабинет?
— Думаю, что, скорее, вниз. Он ведь не прерывал работу. Перед его уходом я сказал ему, что около трех я все кончу и хочу поспать. Поскольку мой будильник очень громкий, не такой, как у Рютта, я попросил его разбудить меня в половине шестого. Я хотел спокойно проспать два часа, зная, что день будет трудным, пока Гордон наконец вечером не уедет в аэропорт.
— Когда приблизительно ваш брат был у вас в лаборатории?
— Могу сказать вам это достаточно точно, — спокойно ответил Сирил. — Когда мы говорили о том, чтобы он меня разбудил, я посмотрел на часы, и вспоминаю, что было как раз двадцать пять минут третьего…
— Большое спасибо. А что было позднее?
— Я работал еще минут пятнадцать. Сложил все снимки, которые надо было отнести в шесть утра, сосчитал их и проверил, хорошо ли получились. Впрочем, часть снимков у меня была приготовлена уже давно. Потом я пошел в спальню, разделся, умылся и сразу заснул…
— Который это был час приблизительно?
— Когда я гасил свет, я снова посмотрел на часы, и, кажется, было без пяти три или пять минут четвертого… Не могу точно сказать. Я почти засыпал и не знал ведь, что когда-нибудь это будет иметь значение… Разбудил меня только Рютт… Конечно, сам я не проснулся, а Гордон тоже не пришел меня будить, потому что, как оказалось, его уже не было в живых.
Он рассказал все это спокойным голосом, с модуляциями, не стараясь произвести впечатление человека, подавленного внезапной, страшной утратой. Смерть самого близкого родственника не произвела на него, видимо, большого впечатления.
Алекс перевел дыхание и сказал быстро, как бы не задумываясь над тем, что говорит:
— Прошу простить меня, но вы не похожи на человека, слишком взволнованного смертью своего брата.
Сирил Бедфорд вынул изо рта трубку, которую только что раскурил, и какое-то время молча смотрел на Алекса. Потом сказал:
— Бывали моменты, когда я ненавидел его больше, чем кого-либо на свете. Думаю, что мы никогда не любили друг друга, даже тогда, когда я был еще ребенком, а он — уже подростком.
— Благодарю вас за искренность. Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что мы более или менее знаем причины, по которым вы живете в этом доме и далеко от него не удаляетесь. В архиве Скотленд-Ярда имеется достаточно подробное описание того дела. Признайтесь, ведь именно вы тот человек, который многое выиграл бы от смерти сэра Гордона?
— А, значит, вы знаете грехи моей молодости… — усмехнулся Сирил. — Да, конечно, смерть Гордона не самое грустное событие в моей жизни. Но я должен буду разочаровать вас, если вы спросите меня, не я ли убил брата моего. Нет, я не убивал его.
— А кто, по-вашему, мог его убить?
Сирил Бедфорд быстро поднял голову и какое-то время испытующе всматривался в обоих сидящих против него мужчин; взяв угасшую трубку, он долгое время ее раскуривал скорее всего обдумывая ответ.