4. Дела подвальные и не только
Вообще-то вряд ли Лиза так спокойно отреагировала на подобные обряды, если бы в Русской Америке за моё отсутствие не изменилось отношение к этикету. Мне вспоминался наш первый поход на пляж в бухте святого Марка в девяносто девятом году, когда наши девушки облачились в совместные купальники и были шокированы индианками, загоравшими в чём мать родила. Но, как оказалось, барышни с "Москвы" ничего плохого в этом не видели, да и, если честно, купальников в загашниках "Святой Елены" было откровенно мало, а материала, из которого их можно было бы шить, банально не было, и приоритетом их разработка не являлась. Повлияло и соседство – и тесные контакты – с племенами, в которых мужчины, а частично и женщины, ходили нагишом. К моему возвращению, верхнюю часть купальника никто на пляже не носил, да и плавки представители обоих полов надевали редко. А после прибытия множества новых сограждан с Руси, привыкших к наготе в бане и при купании, о купальных костюмах забыли напрочь, и вид обнажённого тела никого особо не возбуждал и тем более не возмущал.
В результате бани тоже были смешанными, примерно как в Германии конца двадцатого века. Горячее же водоснабжение пока что напрочь отсутствовало, а холодную воду завозили специальные службы, заливавшие воду в специальные резервуары на крышах домов. Зато канализацию заложили сразу, с выходом и из санузла, и из кухни. Отапливались дома большими печками на дровах, которые привозились из окрестных лесов; на них же и готовили, и согревали воду для стирки и мытья посуды, а также для купания младенцев тоже. Дети же постарше и взрослые, как правило, ходили в общественные бани, как правило, находившиеся не более чем в двух-трёх сотнях метров от большинства домов. Кроме них, был центральный банный комплекс, но до него нам было довольно-таки далеко, и мы в него ходили очень редко.
Большую часть каждой местной бани занимала душевая, и в ближайшую из них, находившуюся в полусотне метров от нашего дома, я и направился – большинство наших жителей мылось по вечерам, а я, как правило, утром, как это обычно делалось в Америке моего детства и юности. Было нежарко, и я взял с собой всю одежду для последующего заседания, чтобы переодеться в предбаннике, как это делали практически все. После этого я собирался зайти за Сарой, отвести её дочь Машу к нам, а затем вместе с Сарой отправиться в здание министерства на Соборной площади.
Но Сару с Машей я, к своему удивлению, встретил в бане. Маша была чудесной девочкой – доброй, милой, умной, и необыкновенно красивой, со смугловатой кожей, огромными голубыми глазами, густыми тёмными волосами, и личиком, на котором аккуратный, чуть курносый носик соседствовал с типично мивокскими высокими скулами. Они с моим Колей были лучшими друзьями, и вечно то она прибегала к нам, то Коля к ней. Однажды, когда Сара была у нас, я высказал надежду, что они когда-нибудь поженятся. Меня поразило, что и Сара, и Лиза – Машина, кстати, крёстная – в один голос закричали:
– А вот этого не надо.
А почему, не пояснили. Я тогда подумал, неужто в моей супруге всё ещё живут предрассудки… но тогда почему Сара против? И почему они – лучшие подруги? Но потом решил, что не буду ломать голову над женской логикой, и успокоился.
Мы передали Машу Анфисе и неспешно пошли вверх по Монастырскому переулку – время ещё было, да и, как известно, начальство не опаздывает, начальство задерживается. Улицей выше мы забрали Колю Корфа, затем прошли мимо Успенского монастыря, резиденции нашего архиепископа Марка, с его знаменитыми садами, и, наконец, пришли на Соборную площадь. Семь лет назад, эти места представляли собой поросшие секвоями склоны и немногочисленные мивокские деревни. Теперь же это был город "с златоглавыми церквями, с теремами и садами". Точнее, церквей в самом городе было пока всего три – собор святого Николая на Соборной площади, Владимирский храм в Нижнем городе, у порта, и храм Успения пресвятой Богородицы в монастыре. То и дело, дома перемежались небольшими парками либо сохранёнными при строительстве береговыми секвойями. В отличие от секвой горных, они взмывали вверх, но не особо разрастались в ширину.
Заводы и мастерские располагались, как правило, в районе порта, а также на другой стороне залива, в Александрове – так решили назвать то, что в нашей истории стало Оклендом; именно там находились и крохотный наш аэродром, и большая часть обрабатывающей промышленности, благо леса и каменоломни находились рядом. Единственной проблемой тамошних вод были недостающие глубины, но руда и уголь поставлялись туда плоскодонками из Россовского порта. Основной упор при развитии промышленности делался на базовые отрасли – материалы для строительства, для кораблестроения, для пошива одежды и обуви, для станкостроения – но разнообразные производства осваивались одно за другим, и вскоре, была у нас такая надежда, должен был прийти черёд более технологичных товаров.