Проскочивший Брус предупредительно рванул дверь на себя, и Иванов первым вошел в зал.
Там вовсю шла привычная рыцарская работа. На огне утюгом раскалялся металлический прут, сам Толстяк был привязан к одному из подпиравших потолок столбов, и незнакомый рыцарь как раз вопрошал с явной угрозой:
— Говори, где деньги запрятал, боров?
— Зачем же так невежливо? Или моего разрешения спрашивать уже не надо? — осведомился Антошка. — Борзеете, благородный братан!
— Чего? — кажется, рыцарь настолько увлекся, что до него не сразу дошло изменение ситуации.
— На чьих людей руку поднять изволили, борзота? — повторил иначе свой вопрос Иванов.
Меч сам просился в руку, но места для размахивания им в зале не было. Вместо этого Антошка шагнул к гастролеру поближе и со всей души врезал ему прямо в челюсть.
На свою беду, рыцарь был без шлема да и не ожидал такого панибратского отношения со стороны незнакомца. Душа Антошки оказалась изумительно щедрой, без малейшего намека на жадность, и рыцарь полетел назад, врезался головой в столб, переломил его и затих. Может быть, понял, что был неправ, и устыдился безобразности своего поведения.
Его подручные ничего не поняли и ничему не устыдились. В итоге в трактире вспыхнула короткая драка, чем-то напоминающая кинематографические потасовки в салунах Дикого Запада. И, как в кино, победа хороших парней над плохими была предопределена заранее.
Один из чужих кнехтов получил в грудь тяжелый арбалетный болт и разлегся в углу, второму Антошка всадил в живот кинжал, отчего воин упал в позе младенца и жалобно завыл, и лишь последний не пожелал умереть по-мужски, рухнул на колени с негероическим криком:
— Сдаюсь!
— Возьмите его, — поморщился при виде откровенного малодушия Иванов. — И посмотрите, что с рыцарем?
Одного взяли, другого посмотрели, увидели, что живой, лишь в отключке, и взяли тоже.
— Выкуп, выкуп, — стал напевать под нос Брус, волоча незадачливого гастролера за ноги.
— Чего-то в горле сухо. — Антошка сел на лавку и выразительно посмотрел на развязанного Толстяка.
— Я сейчас! — Ноги плохо держали перепуганного трактирщика, но свой долг перед бароном он выполнил и собственноручно приволок большой кувшин с благородным напитком.
Жажда Антошки была велика, но кувшин оказался еще больше. Иванов опорожнил его едва ли на четверть, с сожалением вздохнул и передал посуду ближайшему к нему Гаку.
— Пейте. Неплохое винцо.
Кувшин пошел по кругу, благо сдавшийся кнехт и неочухавшийся рыцарь были уже связаны, труп вытащен во двор, и лишь раненый продолжал тихонько подвывать.
— Да уймите вы его! — в сердцах воскликнул Иванов, не любивший подобных проявлений чужой слабости.
Хук немедленно шагнул к стонавшему, обхватил руками его голову и резким рывком сломал стонавшему шею.
— Ловко! — похвалил приятеля Брус — Я уже думал ему глотку перерезать.
— Не люблю крови, — поморщился Хук, чем вызвал дружный взрыв хохота.
Антошка не понял причины смеха, но рассмеялся вместе со всеми. Что бы ни лежало в основе веселья, вид громилы, рассуждающего о милосердии, был достаточно смешон.
— Ну что? Поехали в замок? — спросил рыцарь, когда хохот утих.
— А обед? — жалобно отозвался трактирщик, словно от этого зависело, будут его защищать в дальнейшем или нет.
— Я и имею в виду — после обеда, — благосклонно поправился Антошка. Об обеде он позабыл, но при малейшем напоминании вспомнил стряпню Хряка.
— Я быстро! — Толстяк колобком покатился к очагу.
— А мы пока железо соберем, кошельки проверим. Покойникам они без надобности, а нам еще пригодятся, — известил Брус.
Они управились практически одновременно с Толстяком, и первые блюда появились на столе вместе с наваленными в углу трофеями. Судя по последним, любители поживы начали свой промысел недавно или же успели спустить предыдущее. Зато, судя по кушаньям и напиткам, трактирщик был несказанно рад сохранившимся накоплениям и уцелевшей собственной шкуре. Чему больше — не все ли равно, раз обслуживал он по первому разряду и стол никак не мог опустеть?
Настроение было превосходным, под стать вину и еде, и под него Антошка незаметно расспросил Бруса, как надо поступать с благородным пленником. Еще попадешь впросак, а потом стыда не оберешься! Не так себя поведешь, а не то еще хуже — продешевишь и возьмешь выкуп меньший, чем положено брать со своей законной добычи!
7
Хороший пир — как война: начать его гораздо легче, чем закончить. Конечно, одолеть самую обильную еду можно быстрее, чем врагов, но все равно времени уходит много, и в замок Антошка со своей свитой попал ближе к вечеру.
А там уже ждал Хряк. Вот только куда вместить то, что он на радостях выставил, было уже не ясно.
Но хочешь не хочешь, а свой рыцарский долг надо выполнять. Поэтому, как ни был сыт Антошка, но пришлось ему снова сесть за стол — на этот раз, по старым рыцарским обычаям, вместе со своим побежденным противником.
— Садитесь, благородный воин. Отметим наш славный бой, — Антошка показал на место напротив хозяйского.
— Благодарю, высокочтимый братан. — Пленник лишился доспехов и сапог, но даже босой и наполовину раздетый держался королем.
Лишь расплывшийся на скуле синяк несколько портил впечатление. Все-таки не шрам, на украшение похож мало.
— Позвольте, благородный братан, узнать погоняло моего доблестного победителя, — поинтересовался пленник.
— Князь Берендейский барон фон де Лябр Антон Иванов. Будьте так любезны сообщить и вы свое погоняло, мой геройский противник.
Великая вещь — ритуал! Выучил, а дальше даже не надо думать, что говоришь. Антошка мысленно поблагодарил себя за предусмотрительность, позволившую ему чувствовать себя на равных с самыми крутыми рыцарями.
— Лорд Форд барон де Бузиль ля Соль фон Мирен дон Тон де Монтон, — без запинки представился рыцарь.
Антошке даже стало неловко за свой не такой уж длинный титул, и он решил приложить все силы, дабы хоть немного добавить в него имен и благородных пояснений.
— Ваше здоровье, доблестный братан! — выговорить полное имя противника без подготовки Иванов не мог.
Некоторое время насыщались молча. Антошка — лениво, с видом хорошо поевшего человека, лорд и так далее — жадно. Еще бы! Во время недавнего пира он в трактире не сидел, а лежал во дворе в полной отключке.
— Зря вы, высокородный братан, на моих людей наехали, — заметил Антошка, жуя понемножку. — Или трактирщик, каналья, забыл довести до вашего сведения, что у него крыша есть? Так я тогда с ним мигом разберусь.
— Нет, не забыл, — не стал врать пленник. Да и как соврешь, когда свидетели живы?
— А я ведь на дракона частенько хаживал, бесчисленные рати хана Чизбурека в одиночку играючи разгонял, бандитов голыми руками пачками мочил и даже бессмертного Кощея порешил, — пустился в воспоминания Антон. — А уж за моих людей любому пасть порву и кости самолично переломаю.
Лорд невольно вздрогнул. Хряк подошел к нему поближе не то чтобы подлить вина, не то чтобы побыстрее приступить ко второй своей работе.
— Соблаговолите отдать должную дань столу, благородный братан. В подземелье никто вас разносолами подчивать не станет, — гостеприимно предложил Иванов.
Услышав про подземелья, Хряк разочарованно вздохнул.
— Сколько вы за себя соизволите заплатить, уважаемый маркиз?
Пленник давно ждал этого вопроса и потому ответил сразу:
— Пятьдесят монет.
— А не дешево ли при таком длинном титуле? Уважать себя, братан, побольше надо.
— Уважение одно, а кошелек другое, — позволил себе улыбнуться лорд.
— Да, в вашем кошельке было шесть монет, — меланхолично подтвердил Антошка. — Но кроме кошелька и сундуки есть. А в них-то добра должно быть побольше. Короче, будьте так любезны: гоните стольник, высокородный братан, и можете отважно чесать на все четыре стороны. Сами понимать изволите, из уважения к вашему благородному роду честь не позволяет мне взять меньше. Это все равно что в вашу благородную харю, извините за выражение, плюнуть.