— Что-то замки-давно не попадаются, — заметил Антошка, хотя сам при этом подумал не о прекрасных темпераментных обитательницах, а о продуктовых запасах и неизбежном пире.
— Не терпится пообщаться с очередной королевой? — довольно язвительно спросил Джоан.
— Что ты в этом понимаешь?! — едва не вспылил Антошка. Все-таки голод мало способствует благодушному настроению. Да и сытому герою быть добрым не пристало. Добро должно утверждаться при помощи верного меча, а для этого просто необходимы здоровая злость и гнев к любой царящей несправедливости. Впрочем, к своим спутникам надо быть милосердным. А то в решающий момент некому будет прикрыть твою спину.
— Молод ты еще, неопытен, — примиряюще произнес Иванов. — Вот и думаешь, что ночевать в поле с пустым желудком намного романтичнее, чем отдохнуть под крышей.
— Тогда надо было оставаться дома. Комфорт, слуги, опять-таки жена под боком. Или надоела? — Джоан не сумел оценить тактичности сюзерена.
Антошка хотел было объяснить, что под боком у жены подвиги не совершаются, но посмотрел на оруженосца и махнул рукой. Пусть сначала остынет малость, потом сам поймет, что был кругом неправ.
Между тем места продолжали оставаться на редкость безлюдными, и надежды на обед постепенно растаяли. Тем более что и обеденное время давно прошло. Оставалось уповать, что хоть к ужину попадется не замок, так трактир, не трактир, так хоть деревня. Одним словом, место, где можно будет подкрепиться и переночевать. А то с голодухи собственный меч стал казаться настолько тяжелым, что Антошка снял его с пояса и повесил на седло. Коню-то все равно, где висит этот достаточно весомый кусок железа.
Антошка хотел снять и кольчугу, но тогда он лишился бы рыцарского вида. Тем более что оба шлема и щит вез на правах оруженосца Джоан.
Оруженосец продолжал демонстративно отмалчиваться, и единственным звуком, кроме перестука копыт, было урчание несчастного Антошкиного желудка.
Время близилось к вечеру, когда перед путниками неожиданно появилась деревня. Дома не могли называться даже лачугами, но во дворах господствовал европейский порядок, да и вообще, это было поселение людей, а следовательно, место, где должна была водиться пища.
— Ура! — Антошка пришпорил коня и помчался к деревне, словно на штурм укрепленной твердыни.
Голод по-разному действует на людей. Многие готовы превратиться в попрошаек, другие слишком горды для этого и ищут способы заработать себе кусок хлеба, а истинные герои не опускаются ни до одного, ни до другого и предпочитают отнять свой обед. Или, иначе говоря, отвоевать его с боя.
Вороной вынес своего всадника в центр поселения. Немедленно со всех сторон появились местные жители, худые, словно скелеты, одетые в лохмотья, которые постеснялся бы надеть и нищий, и с вежливо-молчаливым любопытством уставились на заезжего рыцаря.
— Эй, поселяне! Обед и постой благородному воину! — соблюдая необходимую дистанцию, рявкнул Антошка.
Если бы это происходило в трактире, то он подкрепил бы подобное требование брошенной на стол монетой, но предлагать деньги рабочей скотине?
Поселяне не заметались в ответ, суетливо стараясь удовлетворить потребности героя. Они лишь переглянулись, и один из них, выглядевший достаточно прилично, по меркам бомжа, горестно сказал:
— Переночевать вы у нас можете, а вот насчет обеда... Сами голодаем. Не знаем, как до урожая дотянуть. Во всей деревне ни крошки съестного. Кору с деревьев едим.
— Жрите что хотите! А мне подать мяса! Да побольше! — Антошка давно усвоил, как обращаться с подобными наглыми типами.
Крестьяне продолжали переминаться с ноги на ногу. Зато подоспевший Джоан восторженным взглядом смотрел на своего мужественного господина. Подогретый этим взглядом, Иванов легко соскочил с коня и предупредил:
— Не хотите по-доброму, тогда я сам возьму.
Он решительно подошел к ближайшей лачуге и презрительно пнул ее сапогом. От такого обращения стена разлетелась, словно была сделана из фанеры, а следом за ней на землю посыпались куски крыши и остальные стены.
— Что ж ты мой дом развалил? — попробовал вскрикнуть кто-то в толпе, но обернувшийся Антошка обвел собравшихся красноречивым взглядом, и все возражения мгновенно смолкли.
Он бы и дальше продолжил обучение хорошим манерам, но тут за спиной прозвучал громкий голос:
— Кто смеет моих людей обижать?!
Увлеченный работой, Антошка не заметил, как в деревню въехал здоровый рыцарь в полном боевом облачении, а за его спиной маячило сразу пять или шесть воинов.
— Братан! Слава богу! Эти лохи накормить рыцаря не хотят! — пожаловался собрату Антошка.
— Угу, — неопределенно произнес прибывший, посмотрел на разваленную лачугу и сообщил: — Между прочим, эти лохи находятся под моей крышей. Вы хорошо изволили залететь, братан.
В подтверждение этих слов кнехты деловито приблизились к Антошке, окружая его с трех сторон.
— Вы че, благородный братан? — удивился Иванов.
— Будете столь любезны, чтобы забашлять по-хорошему, или соблаговолите иметь другое мнение?
Начавший врубаться в ситуацию Антошка потянулся к поясу, однако меч был приторочен к седлу Вороного. Добраться до коня нечего было и думать. Антошка подобрал с земли какую-то жердь и не думая крикнул оруженосцу:
— Джоан! Скачи быстрее за подмогой!
Оруженосец, тоже не размышляя, где может быть эта самая подмога, с места послал коня в галоп. Следом за ним рванул Вороной, и лишь тогда до Антошки дошло, что он сморозил глупость. Только исправлять содеянное было уже поздно.
— Берите его, пацаны!
Кнехты дружно двинулись на Иванова с обнаженными мечами в руках. Вид у них был решительный, превосходство в силах на их стороне, но разве этим можно смутить настоящего героя?
— Получай! — Антошка обрушил на голову ближайшего воина свою импровизированную дубину.
К сожалению, жердь оказалась гнилой. От соприкосновения со шлемом она разлетелась на куски, а кнехт даже не вздрогнул.
Не ожидавший подобного облома Антон поневоле опешил. Он едва сумел уклониться от промелькнувшего рядом клинка, а уже в следующий миг подхватил другую деревяшку.
Она тоже оказалась гнилой и переломилась, столкнувшись с выставленным навстречу мечом. Антошка завертелся в поисках более надежного оружия, и в этот момент рыцарь применил недозволенный прием. Точнее, недозволенный, с точки зрения Антона.
Он швырнул в Иванова булаву, и та с силой впечаталась в Антошкину грудь, задержала дыхание, сбила с ног.
Прийти в себя Антошка не успел. На него тут же навалились гурьбой, стали руки вязать и, конечно же, позабавились.
Забавы вылились в град ударов, от которых князь Берендейский граф де ля Кнут барон фон де Лябр потерял сознание...
15
Очнулся Антошка от боли. Болели голова, шея, плечи, ребра, внутренности, живот, руки, ноги. Короче, болело все, да так, что даже не было сил открыть глаза и посмотреть, где же он находится?
Единственное, что Антошка смог понять после долгих и весьма трудных из-за боли размышлений, это то, что он лежит, а не сидит или, скажем, стоит. Впрочем, подобное было объяснимо. Вряд ли в канун беспамятства он решил постоять с закрытыми глазами. Если же решил, то все равно успел бы принять в итоге все то же горизонтальное положение.
Оставалось вспомнить, что же произошло? Сверзился ли он в очередной раз с лестницы, или столь тяжелой ценой победил бессчетные Чизбурековы рати? По крайней мере, на похмельный синдром это не похоже. Бывало, чтобы с перепоя болела голова, но чтобы все тело?!
Боль в голове усилилась скачком, и Антошка совершенно машинально потянулся к больному месту руками. Попытка успехом не увенчалась, но принесла одно неприятное открытие: судя по всему, руки богатыря были крепко связаны.