И понеслись. К шерифу, понятно, не поехали, к Робину — тоже, но даже с крюком к вечеру второго дня оказались у моря.
Антошка с наслаждением вдохнул солоноватый воздух и торжественно объявил:
— Море!
Словно остальные этого не поняли.
Море лежало перед ними от подножия скал и до самого горизонта. Мерно накатывались на берег небольшие волны, шелестели, плескались. Над водою носились крикливые чайки. Солнце порою отражалось от воды, слепило, играло, звало в просторы, туда, где невидимым и далеким лежал родной берег.
Чуть в стороне кормой на песке приткнулся небольшой корабль. Парус был спущен, весла расслабленно лежали вдоль бортов, а на берег была переброшена сходня, и по ней какие-то люди, очевидно команда, перетаскивали на судно бочки, тюки и еще какой-то груз.
Вдоль самой кромки воды к кораблю спешило несколько всадников в кольчугах и шлемах. Один из них вел в поводу заводного коня, через круп которого было переброшено что-то громоздкое, только отсюда непонятно что.
— А ведь они готовятся к отплытию, — авторитетно заявил опытный Сковород.
Остальные переглянулись. Это было удачей, и не стоило упускать такой шанс. Кто знает, когда еще занесет в здешние пустынные воды другое судно?
Одно слово: провинция!
Никакой команды не потребовалось. Весь отряд дружно пустил коней в галоп, стремясь во что бы то ни стало успеть на посадку.
А вот у корабля этому явно не обрадовались. Команда засуетилась, забегала, стараясь быстрее закончить погрузку и не принять на борт новых пассажиров.
Другие всадники тоже заторопились и помчались к судну во всю прыть. Возникло своего рода соревнование: кто первый? Призом же было место на корабле.
А что поделать, когда смотрелось происходящее и впрямь на редкость поэтично? Это вам не езда на машинах по дорогам. За рулем — перемещение, на коне — романтика. Две группы всадников едва не столкнулись у самого корабля, но смогли удержать разгоряченных скакунов и застыли. Четверо против четверых.
Не считая заводной кобылы с грузом.
— По какому праву?! — взревел предводитель конкурирующей группы, широкоплечий, с седой внушительной бородой.
Остальные тоже были ребятами крепкими, только до седины еще не дослужились.
— По праву срочности! — точно так же взревел Антон и уже нормальным голосом добавил: — Прошу, принять мои глубочайшие извинения, братан, но мы очень спешим.
— А мы? — спросил седобородый.
— А вы — не знаю, — твердо ответил Иванов.
— Мы уже заплатили за перевоз. Вот, — объявил предводитель.
— Тогда извольте показать билеты, — предложил Антон.
По лицу седобородого было понятно, что такого слова он не слыхал и никакими билетами не запасся.
— Ага! Нету! Заяц! — победоносно вскричал Антон.
— Кто заяц? Я? — Седобородый обиделся и выхватил меч.
— Ну, вы! Решайте быстрее! Отходить пора! — прокричали с корабля.
Но сами спешно столпились на палубе в надежде на зрелище.
— А вы... вы... Вы вообще имеете честь быть дураком! — после долгого поиска слов выкрикнул Антошке седобородый.
Такой обиды герой стерпеть просто не мог. Чтобы какой-то неведомый хрыч оскорблял его за здорово живешь?!
— Сами такой! — Антон с мечом в руке бросился на обидчика.
Последний не пожелал признать свою неправоту. Его клинок обрушился на рыцаря подобно молнии.
Но видел Антошка молнии. Совсем недавно видел.
Молния ударилась в подставленный щит. Лицо предводителя оказалось совсем рядом, настолько близко, что и не рубанешь, и Антошка в гневе просто двинул в ненавистную харю кулаком.
В кулаке был зажат меч, и перекладина звучно приложилась ко лбу обидчика.
Тот покачал головой, затем покачался сам и неожиданно рухнул с коня. Только мелькнули подошвы сапог, а в следующее мгновение ноги вытянулись, протянулись вдоль песка.
Антошка хотел крикнуть своим призывное: «Бей!», но они уже били.
В самом прямом смысле бил поэт. Он просто выхватил из-за пояса врага палицу и молотил ею по шлему, почти без замаха, но и без перерыва. В итоге шлем смялся, превратился в блин, а его владелец закатил до предела глаза, посмотрел на свое имущество да и грохнулся, огорченный, вниз.
Руки у Жанны были заняты Антошкиным копьем. Будь она рыцарем, неизбежно уколола бы. Только рыцарем девушка не была. Она махнула копьем, как оглоблей. Так сказать, переломила его о противника. В том смысле, что копье разлетелось, а противник — слетел.
А Сковород лишь махнул рукой, да так резко, что поднявшийся ветер снес последнего конкурента, словно пушинку.
С палубы раздались бурные аплодисменты и крики: «Браво!»
Победители раскланялись, чуть подождали — может, цветы поднесут? — но цветов у моряков не водилось, а подносить рыбу скитальцы морей постеснялись. Не принято, к сожалению.
— Заплачено, изволили говорить? — спросил Антошка у лежащего седобородого.
То ли из гордости, то ли от потери сознания тот отвечать не стал. Антошка же не стал настаивать.
— Грузимся, — коротко сказал он своим.
Было бы неплохо прихватить заработанные честным трудом трофеи, однако судно было маленькое, и девять коней на него явно бы не влезли. Доспехи же и прочий хлам Антошке пока были не нужны.
Он лишь подошел заглянуть, что за груз везли конкуренты. Может, что съестное или дорогое? Свои-то денежки тю-тю, а где другие взять в дороге?
Антошка дотронулся до пыльного ковра, скрывающего нечто большое, и это нечто вдруг взревело благим матом.
Это было настолько неожиданно и страшно, что Антон отскочил и прохрипел:
— Помогите!
Друзья поняли эту просьбу не так. Они дружно подскочили и сбросили ковер.
Ковер размотался, из него выскочил здоровенный мужчина, одетый в дорогие рваные одежды, и радостно взревел:
— Спасен!
Крик его был настолько громок, что лошади попятились, а люди заткнули уши.
— О, благородный рыцарь! — пленник обхватил Антона и стал душить его в объятиях.
Антошка жалостливо захрипел и стал заметно синеть. Тут бы и пришел конец всем его приключениям, если бы Сковород не успел спросить:
— Кто вы?
— Кто я? — мужчина удивился так, словно его должна была знать каждая собака.
Собаки, может, и знали, а вот путешественники — нет. Главное же, что в своем изумлении мужчина отпустил Антона, словно больше в благодарностях тот не нуждался.
— Я здешний король. Мое погоняло — Рич Баранья Голова.
Мужчина так горделиво выпрямился, что никаких сомнений в справедливости его слов не возникло.
— А вы кто?
Путешественники представились в ответ. При этом Жанна назвалась своим прежним именем, так сказать, во избежание.
— О, благородный князь! По закону рыцарства я должен отблагодарить тебя, а меня еще никто не называл неблагодарным. Я отдам тебе в жены свою дочь. Любую, на выбор.
— И много их? — машинально поинтересовался Антон.
— Каждая вторая девица в королевстве! — горделиво сообщил король.
— Баранья Голова — самый известный и доблестный рыцарь, и все женщины острова поэтому негласно принадлежат ему, — тихонько сообщил многознающий Сковород. — Правда, на приданое незаконнорожденные дети прав не имеют.
Ага! Раскатал тогда губу!
— Я женат, ваше величество, — сообщил Антон. — Моя супруга ждет меня в Берендее.
— В какой Берендее? — Король наморщил свой бараний лоб. Как властелин государства, хотя и проводящий большую часть времени то в одном, то в другом плену, он был осведомлен об основных политических реалиях Огранды. — Нет больше никакой Берендеи. Так что женись, князь, и ни о чем не думай.
— Как «нет»?
— Завоевал ее какой-то не то Чизбургер, не то Гамбургер. Этакое съедобное имя, — и король оглушительно захохотал.