Вот наш поезд въехал в чистенький и изящный городок и остановился в самой его середине у громадного, красиво выстроенного воксала. Это была столица Бадена — Карлсруэ. Часть пассажиров вышла, и их места заняли другие; в занимаемое мною отделение вошел почтенный старец, провожаемый двумя миловидными немочками, очевидно, его дочерьми. Оказалось, что это был какой-то профессор Гейдельбергского университета. Когда мы тронулись дальше, он с увлечением рассказал мне историю этого стариннейшего из германских (после Пражского) университетов. Гейдельбергский университет основан курфюрстом Рупрехтом в 1386 году и всегда привлекал лучшие ученые силы Германии и множество студентов, в числе которых перебывало немало и русских. Правда, в настоящее время русских студентов немного, но во время студенчества моего собеседника, в начале шестидесятых годов, их было одновременно до 100 человек.
Гейдельберг расположен на левом берегу реки Неккара, как раз в том месте, где эта река вырывается из гор на долину и плавно течет дальше в Рейн. С юга подходят сюда отроги Шварцвальда, а с севера горы Оденвальд. Местность тут восхитительная. Над самым городом, на холме, именуемом Иетенбюхель (Jettenbühel), высятся развалины одного из замечательнейших и стариннейших замком в Германии, который за красоту и бывшую славу называется немцами «Германскою Альгамброй». Говорят, что из окон замка открывается обширный кругозор на запад, и в этом направлении можно видеть не только города Шпейер и Мангейм, лежащие на Рейне, но и горы Харта, за этою рекой. Когда мы приехали в Гейдельберг, то любезный профессор предлагал мне прогуляться в замок, но, к сожалению, остановка поезда была весьма непродолжительна, и я не мог доставить себе этого удовольствия.
От Гейдельберга я повернул на восток по ущелью Неккара в Вюрцбург. Железнодорожный путь пролегает сперва по левому, а затем по правому берегу Неккара. Местность остается живописною и разнообразною. Иногда долина суживается до того, что река течет прямо между скалами, и поезд входит в небольшие туннели, иногда же, наоборот, расширяется, и в таком месте стоит какая-нибудь маленькая немецкая деревенька со скромною, но старинною киркой, увенчанной высоким шпилем с петухом. Хотя шнельцуг, в котором я ехал, и не останавливался в таких деревеньках, но, благодаря воскресному дню, на платформах стояли везде толпы местных жителей в старинных немецких костюмах и радостно приветствовали проезжающих. Очевидно, встреча поездов составляет здесь одно из праздничных развлечений.
Я покинул долину Неккара на станции Неккарэльц (Neckarelz) и по пологим холмам Оденвальда переехал в долину Майна, где и остановился для обеда уже в баварском городе Вюрцбурге. В течение кратковременного пребывания в этом старинном городе я, конечно, не успел увидать ничего, кроме воксала и нескольких баварских офицеров и солдат, но всё же нашел, что местоположение города по обоим берегам р. Майна очень живописно и представляет сплошные виноградники и фруктовые сады. Над всеми постройками возвышается величественная католическая церковь, ровесница России, так как она была заложена в 862 году.
После Вюрцбурга я проехал городок Кицинген (Kitzingen) с наклонною башней и знаменитыми пивными заводами. Здешнее пиво славится по всей северной Баварии. К сумеркам я прибыл в Нюрнберг. До следующего поезда было еще достаточно времени, чтобы успеть погулять по улицам. Нюрнберг лучше других германских городов сохранил отпечаток средневековой старины. Весь город окружен высокою стеной с башнями, и я проник, в него, пройдя узкие и мрачные ворота. Улицы очень извилисты и тесны, дома крыты черепицею и имеют затейливые выступы наружу, так что верхние этажи противоположных домов почти что соприкасаются. Любуясь на каждом шагу немецкою стариной, я достиг протекающей по городу ничтожной речки Пегниц (Pegnitz) и, перейдя на северную сторону, вышел на площадь гимназии, где осмотрел памятник знаменитому гуманисту и деятелю реформации Меланхтону (1497–1560).
В тот же вечер я снова сел в поезд и через Лейпциг прибыл на другое утро в Берлин. В вагонах была ужасная теснота и совершенно жабий воздух; всю ночь я почти не спал. Чтобы устроиться удобнее и посвободнее в прямом поезде из Берлина на Эйдкунен, я говорил всем подходившим к дверцам вагона, что я русский и болен холерою (в 1892 г. была у нас холерная эпидемия). Этого заявления было достаточно, чтобы боязливые немцы оставляли меня в покое. С криками «O, Herrje!» они бросались прочь. Даже кондуктор не решался спрашивать билета. Зато я отлично проспал до самого Кенигсберга, где в последний раз любовался настоящими немцами, жадно набросившимися на свое пиво. К вечеру я прибыл сперва в Эйдукунен, а затем и в Вержболово.