Его губы, его руки настойчивы и неумолимы, и вскоре ее груди сладко ноют от его искусных ласк, а ставшие такими чувствительными соски блестят от его слюны в сиянии елочной гирлянды.
Ей хочется большего. Она жаждет того, чего еще сама не знает, но, кажется, о чем знает ее тело… и он.
Но он не торопится.
Теперь его очередь исследовать ее.
Он повторяет ее недавние ласки, спускаясь поцелуями по ее животу, языком ныряя в углубление пупка, ее живот поджимается, и она не сразу понимает, что этот тихий звук, разбивший тишину кабинета – ее стон.
Стон, полный наслаждения.
Он приподнимается, расстегивает ее юбку, стягивает теплые колготы, и его взгляд полон искреннего восхищения, когда его ладонь бережно гладит ее кожу, легко скользит по бедру.
– Ты так красива, Кэрри Пилби…
И сейчас она верит в это.
Она сама подцепляет трусики, стягивая вниз, и он помогает ей, нежно проскользнув кончиками пальцев по ее ногам до самой стопы.
Ей жарко, и это отнюдь не заслуга ярко пылающего камина.
Он сбрасывает ботинки и стягивает носки, встает рядом с диваном, медленно расстегивая ремень и брюки.
– Мы можем остановиться, если ты захочешь, – шепчет он мучительно.
Остановиться?
Смысл его слов она не может понять. Зачем останавливаться, когда ее тело будто огнем горит, желая его близости, и, точно обладая собственной волей, выгибается на нагретой коже дивана?
– Дэвид… – она впервые зовет его по имени и он на мгновение прикрывает глаза. – Пожалуйста, я хочу этого.
Брюки летят на пол, тихонько звякнув пряжкой, темные облегающие боксеры лишь подчеркивают силу его желания, а серебристый квадратик фольги плотно зажат в ладони.
Смущение и любопытство борются в ней и любопытство снова побеждает. Краснея, она смотрит, как он избавляется от оставшейся одежды гибким стремительным движением, и невольно любуется его красиво сложенным телом. Его член прижимается к напряженному животу, блестя каплями предэякулята, пока он вскрывает конвертик зубами, а затем ловко раскатывает презерватив. Он пару раз двигает неплотно сжатым кулаком вверх-вниз, хрипло выдыхая и жмурясь, и она ловит себя на мысли, что тоже хочет коснуться его.
Он опускается сверху, устраиваясь меж ее раздвинутых ног, снова целует – так жадно и жарко, как никогда не целовал прежде. Целует до тех пор, пока она не начинает задыхаться, отчаянно сжимая ноги, пытаясь сдержать почти болезненное возбуждение, но лишь трется о его бедра.
Удерживаясь на локте, он скользит ладонью к своду ее бедер, коснувшись треугольничка кудрявых волос, осторожно поглаживает ее там, ныряет кончиком пальца внутрь.
– Такая влажная… Ох, черт…
И ей неожиданно льстит то, как срывается его голос, и то, что он, никогда не ругающейся и ни разу не повысивший при ней голос, не смог сдержаться.
– Ты готова?
Она обнимает его за плечи, чувствуя, как напряжены его мышцы. Тянется, касаясь губами его губ, тихо шепчет в поцелуй:
– Да…
Его давление, первый толчок бедрами навстречу, тяжелое дыхание… Внизу непривычно растягивается, но теплые губы быстро прогоняют чувство дискомфорта.
Еще один толчок, проникнув чуть глубже.
А затем – рывок.
Она вскрикивает, не готовая к пронзившей ее боли, упирается ладонями в его плечи, пытаясь оттолкнуть, заставить его остановиться, прекратить…
Он замирает, прижимая ее к себе, удерживает в объятиях и словно не замечает сопротивления, осыпая поцелуями ее лицо, ее влажные ресницы.
– Прости, прости, девочка моя, потерпи немного, сейчас все пройдет, потерпи, пожалуйста…
Она все еще дрожит, но его хриплый виноватый голос, его поцелуи отвлекают ее, позволяя привыкнуть к этому странному чувству наполнения.
Боль утихает, прогоняемая его ласками и тихими нежными словами. Она ерзает под ним, чуть двигает бедрами, проверяя ощущения, и он прижимается лбом к ее лбу, резко выдыхая.
Он двигается осторожно, выйдя из нее почти полностью, а потом погрузившись еще глубже. Застывает на мгновение, прислушиваясь к ее реакции, толкается еще раз, а затем еще, растягивая ее сильнее.
Она ожидает, что боль вернется, но боли все нет, лишь новые, неизведанные чувства близости и единения словно скручиваются внутри, расходясь по телу жаркими волнами.
Ее ладони скользят по его спине, по влажной от пота коже, бедра робко двигаются в ответ, и он подхватывает ее движение, направляя, поддерживая, шепча на ухо слова утешения и нежности. Он осыпает поцелуями ее лицо, ласкает горло, шею, прижимаясь губами к пульсирующей жилке, двигается плавно, ритмично, постепенно ускоряясь.
Она жмурится, дрожит, ловя каждое движение и чувствуя это странное, почти пугающее, нарастающее внутри оцепенение, заставляющее поджиматься пальцы на ногах, впиваться ногтями в его спину и всхлипывать вновь и вновь:
– Пожалуйста… Пожалуйста…
Едва ли она знает, о чем просит его сейчас. Остановиться? Продолжить?
Но он – знает. И, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться, продолжает движение, шепчет в ответ, целуя:
– Девочка моя… девочка… Ты же чувствуешь это… Расслабься, пожалуйста… Почувствуй меня… Просто почувствуй…
И это оказывается последней каплей, что толкает ее за грань. Сладкое онемение собирается внизу, внутри, где-то в одной точке, чтобы мгновение спустя заставить ее взорваться, долгими сладкими судорогами пронзая ее тело. Она кричит, выгибаясь под ним от острого удовольствия, а он прижимается губами к ее рту, заглушая крики, срываясь в бешеные рывки, чувствуя ее пульсацию, что секунды спустя швыряет и его за край.
С трудом удается удержаться на локтях, стараясь не придавить ее тяжестью своего тела. Он терпеливо дожидается, пока ее дыхание станет ровнее, выходит из нее осторожно, поднимается, стягивая презерватив, завязывает его узлом и небрежно отправляет его под диван. Пошарив рукой в стоящей рядом корзине, достает сложенный плед, опускается рядом с ней, укрывая их обоих.
– Ты меня восхищаешь, Кэрри Пилби, знаешь об этом? – шепчет он, целуя ее плечо и мягко отводя упавшие на ее лицо пряди волос.
Она не отвечает, уютно притеревшись к его груди и легонько улыбаясь.
А за окном тихо падет снег.