Так вышло и у Георгия. Первый испытательный полет на опытной машине прошел как будто обыденно, без сюрпризов. Самолет послушно реагировал на отклонение рулей, все его системы работали безупречно. Тому, кто видит в испытательной работе только романтику, показалось бы, что ему чего-то недодали, чем-то обделили. Где героика встреч с неведомыми опасностями? Их не было. Но недаром потом на стоянке друзья Мосолова — летчики и техники — качали «дебютанта» и кричали в его честь «ура». Им, волею профессии умеющим открыто смотреть в глаза самой суровой прозе жизни, как никому, был понятен смысл рядового полета. Именно в безотказности новой машины, в ее покорности воле человека отражались и торжество идеи Генерального конструктора, и трудовая победа коллектива конструкторского бюро, и мастерство летчика-испытателя.
А несколько позже, когда друзья собрались на небольшой лужайке, где по традиции отмечались торжественные события в жизни членов дружного коллектива, кто-то заметил:
— Да, сработал ты, Жора, как по нотам, — ни сучка, ни задоринки. Всегда бы так!.. Вот в свое время великий Пирогов сказал: «Хорошего хирурга узнают по тем операциям, которых он не делал». Наверное, и о мастерстве летчика можно судить по происшествиям, которые с ним не произошли.
Потом было много, очень много полетов на разных машинах со всемирно известной маркой МиГ, в том числе и на таких, которым предстояло еще получить свой порядковый номер. Вот уже более четверти века в этом конструкторском бюро под руководством Артема Ивановича Микояна создавались самолеты-истребители, высотность, скорость и маневренность которых по достоинству оценили советские летчики. Это были совершенные машины высокого класса.
Многим истребителям давал путевку в небо Георгий Мосолов; всякое случалось в воздухе. И наверное, тот первый, ничем как будто не приметный полет на самом деле был важной вехой в жизни летчика. В нем слились воедино и новизна ситуации, и волнение первооткрывателя, и готовность во всеоружии встретить, победить любую неожиданность.
Нет, все эти движения души не исчезли с первым полетом, не притупились. Испытатель не ремесленник, он не имеет права «привыкать» к работе в обычном смысле этого слова — делать ее механически, бездумно. Он творец. Просто потом все стало другим — более весомым, продуманным, взвешенным. Это закономерно. Так после крутого набора высоты летчик переводит машину в горизонтальный полет, делает площадку не для того, чтобы просто отдохнуть, а чтобы охладить двигатель, набрать скорость, накопить энергию для нового прыжка в вышину.
О летчике высокого класса нередко говорят: «Он отлично чувствует машину». Это звучит высшей похвалой, данью зрелому мастерству, таланту авиатора. Умение свободно распоряжаться новейшей техникой, подчинять своей воле огромную мощь дается не сразу и даже, пожалуй, не каждому. Но без этого хорошо развитого «шестого чувства» не может быть летчика-испытателя, который обязан повелевать машиной не только когда она «здорова», когда все исправно, но и когда остановятся двигатели или заклинятся рули. Десятки вопросов стоят перед летчиком-испытателем, и на все он должен дать исчерпывающий ответ. Не исключено, что за какими-то пределами скорости и перегрузки (а за какими именно, еще нужно определить) разрушится конструкция самолета; пока не известно, выходит ли и при каких условиях опытная машина из штопора; можно ли восстановить потерянную по каким-нибудь причинам управляемость. Все это узнает, проверит, определит летчик-испытатель, и машина должна ему подчиниться, может быть, не сразу, но в конечном счете победителем окажется человек, его разум и воля.
…Ласковый ночной ветерок чуть колышет белоснежную занавеску. А за полураскрытым окном больничной палаты — звездное небо: черное, загадочное, почти такое же, какое он видел у порога космоса. Только тогда это было днем, а сейчас глубокая ночь. Ночь за окном и человек в больничной палате. Они вдвоем в этой ночи, и еще думы, догадки, предположения…
Кто-то сказал, что нет плохих самолетов, а есть плохие летчики. Можно спорить, конечно, о пригодности такой формулы на все случаи жизни. Но сам Георгий плохих самолетов не встречал. Он уважал каждую машину, на которой ему доводилось летать. В каждой было что-то свое, неповторимое, даже недостатки. А они неизбежны на опытных машинах — по существу, лабораториях новых идей. Познать их, справиться с ними, помочь устранить и есть первейшая обязанность летчика-испытателя.