- Подавись своим проклятием! - крикнул в ярости Ратибор.
- Тише вы, тише! - пыталась успокоить разгоревшиеся страсти Текла.
Спор, наверно, перешел бы в нечто более серьезное, если бы стук в дверь не отвлек общего внимания.
- Гавлик, посмотри, кто стучит, - сказал Войтех.
Гавлик вышел и тотчас вернулся:
- Там вас, пан Шимон, какой-то не то монах, не то попик спрашивает.
Шимон поднялся и, сопровождаемый неодобрительными взглядами отца и брата, вышел на крыльцо.
Белокурый юноша в платье клирика[20] вручил Шимону записку на немецком языке. Воспитатель, наставник и духовник Шимона священник Ян Протива писал ему:
"Сын мой! Будь сегодня у меня на Поржичах в первом часу после захода солнца. Прими мое отеческое благословение. Я.П.".
Такие вызовы для Шимона, видимо, были нередки, потому что, не задавая никаких вопросов, он коротко ответил:
- Передай отцу Яну, что я буду.
Когда Шимон вошел в Поржичи, весенние сумерки начали сгущаться и переходить в мягкую вечернюю темноту. Силуэты домов погружались в тень. Глаз едва мог уловить смутные очертания стен, хотя на фоне еще не совсем потемневшего неба вырисовывались крыши и остроконечные вершины башенок. Шимон шел уверенно, как человек, которому здесь приходилось бывать не один раз.
Подойдя к ограде церкви св. Климента, Шимон с усилием открыл чугунную решетчатую калитку и направился через церковный двор к одноэтажному домику, стоявшему позади церкви в небольшом фруктовом саду.
На стук Шимона дверь открыл юноша в подряснике, со свечой в руке. Он сразу же узнал Шимона по голосу и пропустил его в дом. Пройдя сени, Шимон оказался в небольшой комнате, стены и пол которой были убраны коврами. Вдоль стен стояли длинные скамьи, покрытые темным сукном, в углу висело большое черное распятие. Воздух комнаты был пропитан пряными восточными благовониями.
Клирик поставил на круглый стол подсвечник и спросил Шимона по-немецки:
- Вас отец Иоганн вызвал или у вас к нему свое дело?
Неровный свет свечи освещал круглое выхоленное, розовое лицо с нежной кожей, пухлыми губами и с ямочками на щеках. Зеленые глаза клирика выражали одновременно хитрость и наглость.
- А тебе, Генрих, не все ли равно?
Клирик усмехнулся краем рта:
- Отец Иоганн Протива сейчас занят важной беседой с господином магистром из капитула...
Шимон бесцеремонно перебил его:
- Отец Иоганн Протива велел мне прийти. Доложи ему.
Клирик недовольно передернул узкими плечами, и его маленькая фигурка скрылась в дверях.
В доме стояла гнетущая тишина - ковры поглощали все звуки, и даже двери раскрывались совершенно бесшумно. Шимон недолго оставался один в этой тишине, нарушаемой только потрескиванием свечи. Генрих вновь бесшумно появился в комнате и мягким, округленным жестом пригласил его следовать за собой. Они прошли еще две комнаты, слабо освещенные одинокими свечами в высоких серебряных подсвечниках, и подошли к двери, задрапированной темным сукном с серебряной вышивкой.
Клирик постучал и высоким голосом произнес нараспев по-латыни:
- Во имя отца и сына и святого духа...
- Аминь! - глухо донеслось из-за закрытой двери.
Клирик открыл дверь и пропустил Шимона в большой, почти квадратный кабинет. У противоположной стены между двумя высокими стрельчатыми окнами с разноцветными стеклами стоял большой стол. Два трехсвечника, стоявшие на столе, освещали небольшое серебряное распятие, выделявшееся на черном фоне сукна, покрывавшего стол. Все стены кабинета были заняты книжными полками. У стола стояли два больших глубоких кресла.
В одном из кресел сидел невысокий сухой старичок в темной рясе. На Шимона пристально глядела пара небольших серых глаз, холодных и суровых. Лицо священника было гладко выбрито и покрыто сеткой мелких морщин.
Справа от старика сидел другой монах, в серой рясе францисканца. Это был высокий, тонкий, еще далеко не старый человек.
Шимон скромно поклонился и подошел под благословение старика. Священник помоложе почтительно обратился к старику:
- Вот, достопочтенный отец, тот самый юноша Шимон, о котором я вам говорил.
Старик вскинул глаза на Шимона:
- Он выглядит молодо, но видно - мальчик хитер, как лисица, и тщеславен, как павлин. Пожалуй, нам он пригодится.
Старик говорил тихим, шелестящим голосом. Разговор шел по-латыни, и Шимон не понимал ни слова.
Выдержав паузу, старый священник еще раз пристально взглянул на Шимона и обратился к нему по-немецки:
- Почтенный брат Иоганн рекомендовал мне тебя, сын мой, как преданного католика, мечтающего верно служить нашей матери - святой католической церкви.
Шимон почтительно склонил голову.
- Твои родители и брат, кажется, не разделяют твоей преданности святому престолу?
- Да, достопочтенный отец, они враждуют со мной и следуют за магистром Яном Гусом.
- За этим исчадием дьявола, слугой антихриста, за этим проклятым святой церковью еретиком? Кто еще с ними в единомыслии?
- Мой двоюродный брат Штепан - студент факультета свободных искусств, и еще много всяких ремесленников... и других...
- Рано или поздно железная рука святейшей инквизиции их покарает. Но сейчас не время. Сейчас мы, сын мой, от тебя ожидаем другой услуги.
- Я слушаю вас, достопочтенный отец.
- Ты, кажется, имеешь большие знакомства среди пражских мастеров?
- Да, отец, мне приходилось бывать частенько в их компании в доме пана Зуммера.
- Купца Зуммера? Так, так...
- Но, смею сказать, достопочтенный отец, те мастера - верные католики и почти все немцы.
- Тем лучше. Это нам и надо. Теперь слушай хорошенько и запомни, чего мы ждем от тебя. Нам надо, чтобы ты в течение трех - четырех дней бывал в компании мастеров - как чехов, так и немцев, которые в своих доходах зависят от университета и выполняют его заказы. Тебе понятно, о чем я говорю?
- Не совсем, достопочтенный отец.
- Мы имеем в виду писцов, корректоров, продавцов пергамента, аптекарей, переплетчиков, книгопродавцев, старателей написанного... ну конечно, и других купцов, что сбывают свой товар университету. Теперь понятно?
- Понимаю, достопочтенный отец.
- Хорошо. Ты, вероятно, слыхал, что немцы - магистры, бакалавры и студенты - твердо решили не принимать королевского декрета о новом порядке в университете. Надо, чтобы ты в беседах с мастерами и купцами растолковал им, что если немцы уйдут из Праги, то они, то есть мастера и купцы, не будут иметь заказчиков,
Вот ты и растолкуй им, какой они понесут убыток, если немцы из университета покинут Прагу. Надо, чтобы чехи-ремесленники возмутились этим декретом, дающим победу в университете проклятым еретикам. Надо разъяснять, что декрет ведет их к разорению, а университет - к гибели.
- Но, достопочтенный отец, осмелюсь сказать, я слишком молод годами, чтобы мастера, люди зрелого возраста, позволили мне их в чем-нибудь убеждать.
- То, что ты молод, - это как раз и лучше. Ты их ни в чем не убеждай - одному-другому внуши эти мысли, а они уже сами начнут друг друга убеждать. А ты будешь вне подозрений. Кто ж заподозрит зеленого юношу в подстрекательстве солидных мужей!
- Теперь мне все понятно, достопочтенный отец.
- Я тебя, сын мой, не предупреждаю, что может случиться, если ты кого-нибудь посвятишь в наш разговор.
Тут вставил свое слово Ян Протива, до сих пор хранивший почтительное молчание. Наклонившись к старику, он быстро сказал ему по-латыни:
- Достопочтенный отец может быть на этот счет совершенно спокоен. Парень навеки связан с нами, и если он нам нужен, то мы ему еще больше. Надо ему кое в чем помочь за его усердие.
Старик кивнул головой:
- Говори. Мы поможем.
Ян Протива обратился к Шимону снова по-немецки:
- Скажи, сын мой, ты как будто хотел поступить приказчиком к купцу Гельмуту Гартману?
- Ничего не получилось, пан мистр. Нужен залог, да еще всякие взносы и угощение. А где взять столько денег? Отец не даст.