Десятки тысяч проворных бородатых и длинноволосых литовцев в звериных шкурах, с рогатинами и топорами в руках кинулись на рыцарей; вспарывали ножами лошадям животы и добивали падающих на землю рыцарей. Несколько литовцев добрались до самого гохмейстера. Сверкнуло острие рогатины и вонзилось в горло рыцаря. Гохмейстер свалился с коня и тут же был прикончен. Кржижаков окружили и добивали. Общего фронтального боя уже не было. Отдельные конные, а чаще спешенные группы рыцарей, стоя спиной друг к другу, отчаянно отбивались, стараясь подороже продать свою жизнь.
К пяти часам дня великая битва при Грюнвальде и Танненберге была окончена. Остатки кржижаков бежали с поля боя, и польская кавалерия вместе с пехотой еще долго преследовали их, захватили лагерь, обоз и всю артиллерию.
Ратибор медленно ехал по грюнвальдскому полю. Рядом, с перевязанным кровавой тряпкой лбом, - Волк. Солнце уже склонялось к западу. Последние лучи заходящего солнца бросали багряный оттенок на поле, так бушевавшее еще недавно и такое молчаливое теперь.
Страшная картина поразила Ратибора. Опьянение боя прошло, и он увидел ясно и трезво, что такое война. Трупы были навалены высокими кучами, в самых диких и неестественных позах. Сломанные копья, мечи, шлемы, щиты покрывали все поле вперемешку с трупами павших коней...
Долго не мог оторвать глаз Ратибор от этого ужасного поля, и только голос Волка снова привел его в себя и заставил очнуться. Волк стоял рядом, протянув ему руку:
- Спасибо тебе, Ратибор. Кабы ты не подоспел - пропал бы я без шлема.
- Я рад, что мне так повезло, а благодарить меня не за что.
Они не торопясь поехали на протяжные звуки труб, созывающие воинов с поля битвы по своим хоругвям.
Вечером к их костру подошел возбужденный и веселый пан Ян. Голова его была аккуратно перевязана.
- Ну что, пан Ян?
- Все отлично! От кржижаков одно мокрое место осталось. Одних убитых двадцать тысяч. Среди павших в бою - великий магистр Ульрих фон Юнгинген, великий комтур, великий маршал, великий казначей, гардеробмейстер. Попали к нам в плен князь Казимир Штетинский, Конрад Олесницкий, фон Гередорф и два комтура... Ну, ребята, вы сегодня славно поработали! Это говорит вам Ян из Троцнова. Не опозорили Чехию!
Только в мае 1412 года пан Ян вместе со своими людьми смог вернуться на родину.
Не доезжая Брно, на перекрестке дорог Волк подъехал к пану Яну и Ратибору.
- Пан Ян, - сумрачно сказал Волк, соскакивая с лошади и с непокрытой головой подходя к начальнику, - здесь мы с вами простимся.
Ян Жижка из Троцнова остановил коня:
- Что так, Волк? С нами, значит, не поедешь?
- Нет. Мне и моим ребятам не следует показываться в Брно. Уже в Польше некоторые моравские паны косились на нас, а тут...
- Ладно, можешь не продолжать. Мне давно все понятно. Сам был когда-то таким, как ты и твои молодцы.
Волк почтительно поклонился ему до земли:
- Пан Ян, вы были для меня не только добрым начальником, но и отцом. Будьте счастливы и здоровы! Если же Волк и его хлапы когда-нибудь вам понадобятся - пошлите верного человека в Коетин. На окраине живет меховщик Болеслав - раньше был он лесником. Пусть посланец передаст ему от вас какой-нибудь знак и скажет какое-нибудь особенное слово. Он приведет посланца ко мне.
- Добро... - в раздумье отозвался рыцарь. - Мой знак будет печать с моим гербом - раком. А передадут тебе такие слова: "Рак Яна Жижки назад не пятится". Понятно?
- Запомню. И пусть пан Ян тоже знает: по первому его зову Волк со своими ребятами явится хоть на край света.
Ян Жижка, не отвечая ни слова, спрыгнул с коня и крепко обнял Волка:
- Будь здоров, Волк! Кто знает, может быть, когда-нибудь и явится к тебе мой посланец.
- Будь здоров, побратим! - раздался голос Ратибора, и Волк был заключен в мощные объятия.
Проводив глазами удалявшегося Волка и его людей, Ратибор крикнул ему вслед:
- До новой встречи, Волк! - и вновь вскочил на коня.
Наконец Жижка с Ратибором оказались у своей "матички Праги". Вот она, красавица, стоглавая Прага! Спустились с Витковой горы, въехали в Новое Место.
Ратибор и Ян Жижка остановились, и рыцарь сказал:
- Ну, мне теперь в Вышеград, а тебе домой!
Крепкое рукопожатие, и через полчаса Ратибор под громкий лай Рудого уже нетерпеливо стучался у двери родного дома,
Глава IV
1. ПРАЖСКАЯ МОЛОДЕЖЬ
Шмерговский шинок был одним из самых любимых мест сборищ пражских горожан. В это утро погребок был еще пуст. Только в самом дальнем углу двое посетителей, негромко беседуя, потягивали из тяжелых кружек светло-янтарное пиво.
Один из сидящих, видимо мастеровой, с настойчивостью упрашивал своего приятеля, щеголявшего в новой студенческой тоге:
- Будь мне другом, Штепанек! Ты, я знаю, все время при мистре Яне Гусе и его друге мистре Иерониме Пражском - и должен все эти дела хорошо понимать. Растолкуй-ка мне, что за диковинка у нас в Праге происходит? Продают какие-то индульгенции, кричат о папских буллах...
Штепан выслушал приятеля и стал растолковывать. ему как мог.
- Не знаю, Сташек, слыхал ты или нет, что папа Иоанн XXIII, наместник Христа и проповедник христианской любви к ближнему, воюет с неаполитанским королем Владиславом, который не желает бывшего пирата признавать наместником бога на земле. Ну вот, святейший отец, чтобы спасти душу "заблудшей овцы" - короля Владислава, обнародовал две папские буллы: в первой объявляет крестовый поход против Владислава, а во второй обещает полное отпущение грехов всякому, кто чем-либо будет содействовать этому крестовому походу, то есть, попросту говоря, предлагает покупать отпущение грехов оптом и в розницу и притом по сходной цене.
Вот к нам и прибыл от святого отца комиссар, нассауский декан Венцель Тим - толстобрюхий немец, рожа красная, и весь как пивная бочка. А с ним другой комиссар - Пац из Болоньи. Это уж настоящая змея - длинный, тонкий, головка маленькая, круглая, глаза как угольки, и весь он гибкий, словно без костей, а на лице улыбка ну точь-в-точь как у дьявола, что в образе змея нашу прародительницу Еву яблоко украсть соблазнял. Явились оба продавца божественной благодати в Жебрак к королю и предъявили ему и архиепископу Альбику, буллы. Пообещали: королю - императорский титул, Альбику - благосклонность святейшего отца, а народу - дешевую святость. Король и Альбик, понятно, не хотят нажить себе врага в лице папы. Король и дал приказ: все должны выполнять папские буллы и покупать индульгенции, а кто станет мешать, тому смертная казнь.
С тех пор и пошла у них потеха. Этот Тим разделил всю Чехию на области и сдал их в аренду всяким прохвостам, а те стали навязывать народу отпущение грехов за деньги. Вот и пошло: барабаны бьют, трубы трубят, продавцы во все горло, как на базаре, покупателей зазывают, обещают райское блаженство и притом дешево.
Сташек неодобрительно покрутил головой:
- Бедный чешский народ! Доколе проклятые попы будут его обирать?
Штепан отпил из кружки, вытер ладонью рот, а ладонь о тогу и продолжал:
- Каждый честный чех обязан дать отпор этим мошенникам и вымогателям последних денег у бедняков. Наш мистр Ян Гус смело обличает их проделки. Но в университете его не все поддерживают. Богословы испугались и признали буллы... Однако, смотри, наши уже сходятся.
Погребок стал наполняться молодежью. Поодиночке и парами, а то и целыми группами входили студенты, подмастерья, ученики мастеров, поденщики, приказчики, писцы... Скоро погребок оказался битком набитым шумящей, хохочущей молодежью, с ее обычными шутками и зубоскальством. Все расселись за столами, но, видимо, кого-то ожидали. К Штепану подсели Ратибор, Ян Вшетечка, Мартин Кржиделко, рыжий Гавлик.
Шум внезапно стих, головы всех сидящих повернулись к входу. По ступенькам медленно спускались два человека.
- Мистр Иероним и пан Вокса... - пронесся сдержанный шепот между столами.