Рослый угрюмый немец-слуга провел студента через маленькую боковую дверь в прихожую и, постучав, скрылся в ближайшей комнате. Через секунду он снова появился и дал знак посетителю войти. Студент вошел, теребя в руках засаленный берет. В небольшой комнате за столом сидел Шимон. Не вставая, он предложил вошедшему свободную табуретку.
- С чем пришел, Антох? - холодно спросил он по-немецки, хотя посетитель был таким же чехом, как и сам Шимон.
Антох наклонил к Шимону свое остроносенькое лицо и начал докладывать быстрым, захлебывающимся шепотком обо всем, что он услышал и чему был свидетелем в шмерговском погребке.
Шимон слушал его с неподвижно-высокомерным лицом, не проронив ни одного слова. Наконец все было сказано. Шимон после некоторого раздумья вынул из сумочки у пояса кусок бумаги и свинцовый карандаш:
- Повтори, кто должен идти по церквам.
- В церковь монастыря святого Иакова - некий вагант, по имени Ян Вшетечка, из Слани, в замковую церковь, что в Старом Месте, - сапожник, по имени Станислав, из Кракова, а в Тынскую церковь - студент Штепан, из 3ельенки, по прозвищу Скала.
При имени Штепана в глазах Шимона промелькнула искорка, а его тонкие красивые губы чуть шевельнулись в недоброй усмешке.
- Очень хорошо, Антох! Думаю, что могу тебе обещать щедрую награду от его высокопреподобия. Пока же ступай: наблюдай, слушай и аккуратно доноси все, что увидишь и услышишь. Иди с миром!
Антох изогнулся в поклоне и, сутулясь, выскользнул в дверь.
Держа в руках бумагу, Шимон прошел через несколько комнат обширного дома богатого купца Зуммера спокойной походкой человека, чувствующего себя в этом доме, как в своем собственном. Недавняя помолвка его с пышной, белокурой, но несколько массивной и туповатой дочерью купца Эрной давала ему на это право.
Подойдя к тяжелым, из мореного дуба дверям, Шимон осторожно постучал и, дождавшись ответа, вошел в обширный зал с богатой мебелью и большими картинами на отделанных полированным дубом стенах. В креслах вокруг стола сидело несколько духовных и светских особ. Посередине восседал грузный, широколицый, с багровыми щеками и толстым красным носом пожилой священник. Лицо его гораздо больше подошло бы трактирщику или барышнику, нежели духовному лицу, хотя он являл собой высокую персону комиссара святейшего престола, декана Нассау, преподобного Венцеля Тима. Рядом сидел второй комиссар - прелат неопределенного возраста. Это был лиценциат прав Пац из Болоньи. Далее были всё хорошо знакомые Шимону лица: инквизитор Маржек Рвачка, Ян Протива, Михал де Кауза; тут же присутствовал ратман Иоганн Ортлин, пуркмистр Петер Вагардоф и начальник городской стражи.
Комиссар Тим пристально взглянул на Шимона:
- Наш верный сын церкви Шимон, кажется, желает нам что-то сообщить?
Шимон скромно опустил голову:
- Если ваше высокопреподобие разрешат мне...
- Валяй, валяй, сын мой, не задерживай! - небрежно бросил Тим.
- Завтра проклятые еретики, по наущению сына дьявола Яна Гуса и его помощников - богопротивного Иеронима и нечестивого Воксы из Вальдштейна, решили при всем народе с сатанинскими обрядами и великим кощунством предать огню на Большой площади буллы нашего святейшего отца. Кроме того, множество злодеев из этой сатанинской шайки замышляют всячески мешать проповедникам святых индульгенций. Причем самые зловредные их подстрекатели направятся в храм святого Иакова, в Тынскую церковь и в замок. Обращаю внимание вашего высокопреподобия на эту бумагу. В ней записаны имена еретиков, из которых опаснейший - некий студент, по имени Штепан Скала, ибо отец его был в свое время предан костру как закоренелый еретик.
Маржек Рвачка взял список и внимательно его просмотрел.
Комиссар некоторое время в раздумье постукивал по столу массивным золотым перстнем с огромным аметистом, затем кивнул Шимону:
- Ступай пока, сын мой, святая церковь не забудет твоего рвения... Да, чуть не забыл! - И Тим перешел на чисто деловой тон: - Ты просил предоставить тебе в каком-либо приходе исключительное право торговли свечами. Изволь: нашему ревностному сыну мы дадим поставку свечей в богатом приходе. Далеко не уходи, ты еще понадобишься.
Когда дверь за Шимоном закрылась, Тим обвел всех взглядом:
- Ну, что вы скажете? До чего осмелели! Поднять руку на папские буллы! Если так пойдет дело и дальше, я вернусь в Рим с пустым карманом. Черт побери! Господин пуркмистр, вы должны разделаться с ними - у вас есть городская стража и тысячи здоровых, хорошо вооруженных немцев. Пообещайте всем полную индульгенцию.
Пуркмистр вздохнул и вяло проговорил:
- Сделаем все, что можно будет сделать. Но, взглянув искоса на комиссара, про себя подумал: "Посадить бы тебя на наше место - любопытно, что бы ты сделал?"
- Что же касается замысла еретиков помешать нашим проповедникам... Именем наисвятейшего отца, папы Иоанна XXIII, приказываю тебе, господин пуркмистр Старого Места, указанных в этом списке еретиков захватить на месте преступления и на основании приказа короля немедленно обезглавить их тут же на Большой площади. - И, сделав минутную паузу, с едкой иронией добавил: - Достойно удивления, что до сих пор среди вас не нашелся еще добрый католик, который избавил бы святой престол от двух главных еретиков, двух воистину воплощенных дьяволов - Яна из Гусинца и Иеронима из Праги. А как было бы хорошо увидеть их на костре!.. - мечтательно проговорил Тим и тут же строго и сурово заключил: - Я сказал.
- Аминь! - ответили хором остальные,
2. МУЧЕНИКИ
Текла вышла на улицу и облегченно вздохнула:
- Ух! Как зайдешь к куме, так, кажется, век от нее не выберешься!
Божена слушала и, улыбаясь, смотрела на Теклу. К посещению кумы Текла готовилась уже несколько недель, и каждый раз что-нибудь нарушало ее планы. Наконец в день св. Яна Текла, захватив с собой Божену, выбралась провести часок-другой с кумой Людмилой, своей ровесницей, одинокой вдовой и неизменной советчицей в вопросах житейской мудрости.
"Боже мой, до чего умная баба кума! - размышляла про себя Текла, идя вдоль извилистой Железной улицы, опираясь на руку Божены. - Глядишь: задала мне два - три самых как будто простых вопроса - и словно мне глаза открыла. Ведь верно кума-то подметила: надо побольше о Божене думать - ей уже, как-никак, семнадцатый годок..."
Текла искоса окинула внимательным оком Божену, В самом деле, в Божене трудно было узнать ту невзрачную девочку, какой она попала в дом Дубов полтора года назад. Сейчас рядом с Теклой шагала рослая, на полголовы выше Теклы, видная девушка, синеглазая, с довольно крупными, но правильными чертами лица, с задумчивым и порой печальным выражением глаз. Текла окружила "племянницу" всяческими заботами.
"Надо будет посоветоваться со стариком и исподволь подыскать ей доброго нареченного. Кума-то правильно сказала: нехорошо Шимон делает, что около Божены увивается; сам ведь объявил, что он с немкой помолвлен, а поди ж ты - то песни с Боженой распевает, то, глядишь, ей платок шелковый дарит... Негоже так поступать и девчонке голову крутить, если сам уже сговорен. Ратибор - то другое дело. Золотое сердце у Ратибора! А какой он стал разумный и положительный, как побывал на чужбине! И куда пропали его необузданность и дикий нрав... Вот бы для Ратибора Божена была подходящая, да, видно, не по сердцу он девушке - к Шимону она приветливее и веселее с ним... А жаль, не стоит Шимон ее. Скажу Войтеху, пускай отвадит Шимона... Да, умная все ж таки баба кума...
А как она сразу раскусила, чего это Якубек к нам зачастил! И где были мои глаза? Вот недогадливая! Людмила сразу же, с двух слов, всё угадала. И верно ведь: Якубек последнее время чуть ли не каждый божий день забегает то по тому, то по другому делу, а мне и невдомек... Раньше никак не мог забыть свою Елишку и не позволял даже намекать, что он может опять жениться, а нынче уж сам стал камешки закидывать: одинокий я, да дом без хозяйки, что печка без дров, и всякое такое. И с Боженкой такой ласковый да тороватый, все печеньями да булочками с изюмом угощает... камзол себе новый сшил и волосы каким-то пахучим маслом намазывает... Ишь ты, Якубек-то! Человек он неплохой, можно сказать прямо - хороший человек. Но все ж стар он для моей девочки, уж сорок, наверно, ему стукнуло.. Надо Милану намекнуть, пусть он ему как-нибудь объяснит - с ним он, кажется, в дружбе..."