В первых числах декабря 1420 года Ян Жижка прибыл в Прагу, а спустя несколько дней туда вернулся и Микулаш из Гуси. День был пасмурный, с утра сыпал мокрый снежок; с середины дня потеплело и пошел мелкий, надоедливый дождь. Когда Ян Жижка вошел в комнату, Микулаш медленно повернул к нему свою большую, львиную голову с густой седой бородой, но в его приветствии не было обычной сердечности и радушия. Лицо Микулаша было строго и печально.
- Как можно после столь славной победы под Вышеградом и Ржичанами быть таким сумрачным, брат Микулаш? - бодро заговорил Ян Жижка, снимая мокрую шапку и кладя ее на стол.
- Победа под Вышеградом и взятие Ржичан посланы богом, но кто посылает нам малодушие и измену народному делу? Скажи мне, брат Ян!
В тоне Микулаша было столько горечи и возмущения, что Ян Жижка с тревогой в лице подошел поближе к старому другу:
- Что случилось, брат? Что тебя возмущает?
Микулаш прямо взглянул в лицо Яну Жижке:
- Правда ли, брат Ян, что ты согласился соединиться с пражанами в крепкий союз?
- Со мной действительно говорили об этом мистры Якубек из Стржибра и Петр из Младеновиц. Я считаю, что теперь, когда Чехии угрожает иноземное нашествие, нам необходимо единство.
Микулаш усмехнулся:
- Угнетенный не пойдет одной дорогой со своим угнетателем!
- Я все же убежден, что мы должны пойти на военный союз с пражской общиной.
Между густыми бровями у Микулаша легла глубокая резкая морщина.
- Скажу тебе, брат Ян, что ни я, ни мои воины на это не согласятся. Я заключу союз только с пражской беднотой и с нею вместе заставлю твоих бюргеров вспомнить о правде и справедливости!
Ян Жижка вскочил на ноги:
- Брат Микулаш, я всем сердцем люблю тебя как старшего брата, чту как вождя народа и первого гетмана Табора, но твои угрозы и твое упрямство - безумие. - И, помолчав с минуту, добавил: - Я чувствую, что ты меня считаешь изменником нашему народному делу... Стыдно тебе, брат!
Микулаш не ответил. Ян Жижка еще постоял, пристально глядя на Микулаша, потом глубоко вздохнул и вышел.
В дверь тихонько постучали.
- Входи, - усталым голосом отозвался Микулаш не оборачиваясь.
На пороге показалась тоненькая фигурка Антоха.
- На место павшего коня вам привели, согласно вашему желанию, нового. Не соблаговолите ли осмотреть?
Микулаш поднялся и, не говоря ни слова, все еще погруженный в мрачные размышления, пошел за Антохом, Во дворе стояла группа людей, посередине ее виднелся какой-то смуглый молодец с иссиня-черными усами и белыми сверкающими зубами. Он держал на поводу великолепного вороного жеребца. Микулаш бросил только один взгляд и сразу понял, что коню цены нет, но, с другой стороны, у животного, по всей видимости, был дьявольский нрав. Огромный, с блестящей шерстью, с крутой шеей и длинной гривой, жеребец стоял, дико озираясь огненными, налитыми кровью глазами, то и дело с яростной злобой прижимая уши. Микулаш усмехнулся и, смело подойдя к коню, погладил его по шее. Конь щелкнул зубами, стараясь поймать Микулаша за плечо.
- Осторожнее, пан Микулаш! - заговорили вокруг. - Это чистый сатана, а не конь!
- Ничего, мы еще подружимся, - спокойно сказал Микулаш и, повернувшись к черномазому парню, спросил: - Сколько за него хочешь?
- Если пану Микулашу он нравится, пусть он возьмет его и в придачу меня конюхом. Я привел коня из самой Валахии, чтобы подарить его защитнику бедных Микулашу из Гуси.
- Добро. Беру тебя и твоего коня. Но щедрость за щедрость - получай с меня за коня полкопы грошей.
Парень низко поклонился.
- Как тебя звать и откуда родом?
- Звать Стояном, родом из Хорватии. Там вся моя родня.
Через несколько дней в доме рыцаря Петра Змерзлика собрались на тайное совещание представители таборитов и пражан. От таборитов были Ян Жижка, Збынек из Бухова, Хвал из Маховиц, Маркольт из Збраславиц, мистр Ян из Ичина, Микулаш из Пельгржимова, Мартин Гуска. Пражан же представляли как Ян Желивский, так и Якубек из Стржибра, Ян Кардинал, Прокоп из Пльзеня, Петр из Младеновиц и другие.
Кроме приглашенных, никто не должен был знать о совещании. Но незаметная, скромная фигура Антоха также заняла место в самом дальнем углу комнаты. Вопрос о союзе с пражской общиной был решен быстро на основе пражских статей.
Правда, дело не обошлось без богословских словопрений, к которым так склонны были университетские мистры.
Наконец перешли к вопросу о необходимости объединить в одних руках всю власть в Чехии.
- В Чехии должна быть одна голова и одна твердая рука - нам нужен король, - так определил свою мысль мистр Якубек из Стржибра, при крайне маленьком росте державшийся величественно и строго.
- Правильно, - поддержал Петр из Младеновиц: - а то у нас что ни город - то отдельное государство. Сотни общин - и каждая никому не подчиняется: есть пражские общины, есть Табор, Писек, Луони, Градец Кралове, Прахатице. У наших врагов есть король, под знаменем которого они объединяются. Я считаю: без короля мы не победим противников чаши.
Обсуждали долго, и в конце концов все согласились на том, что Чехии нужен король в противовес Сигизмунду.
- Но кого же мы пригласим принять корону святого Вацлава? - спросил мистр Якубек.
Тогда поднялся доселе молчавший Ян Жижка:
- Если вы все считаете, что Чехии нужен король, что без короля дальше нам жить невозможно, я против всех идти не могу и не хочу. Пусть будет по-вашему. Но никогда ни табориты, ни я не признаем своим королем Сигизмунда. Если нам суждено избрать себе короля, то пусть уж лучше будет король из нашей славянской семьи. Я предложил бы в короли польского Владислава или великого князя литовского Витовта.
Начались оживленные споры, но большинство высказалось за Владислава. В пылу обсуждения никто не заметил, как в комнату вошел Микулаш из Гуси. Его никто не ждал, так как строптивый старик от приглашения на совещание отказался.
Микулаш тяжелыми шагами решительно подошел к столу и, ударив по нему своим огромным, в рыцарской рукавице кулаком, крикнул:
- Разве для того мы лили и льем нашу кровь, чтобы вместо Люксембурга посадить народу на шею другого иностранца-Владислава! Пока я жив - не признаю и не буду признавать этого чужеземца чешским королем! - И, круто повернувшись, гордо подняв голову, он вышел из комнаты.
Все смущенно переглянулись.
Решение совещания было тут же записано, и все участники подписались и приложили свои печати. Приложил свою руку и Ян Жижка вместе со своими гетманами и таборитскими кнезами, привесив к бумаге печать Табора.
В день св. Якуба коншели староместской и новоместской общин давали обед, на который были приглашены все вожди таборитов. Посланному с приглашением Микулаш из Гуси ответил:
- Я сейчас еду, но не на обед к торгашам, продавшим чешский народ польскому королю, а к своим божьим воинам в Ржичаны, и, клянусь чашей, моя нога не будет в Праге, пока ею управляет эта шайка мошенников!
И, не обращая внимания на посланца коншелей, Микулаш, звеня шпорами, вышел на крыльцо, и его громоподобный голос разнесся по двору:
- Эй, коня!
Поблескивая белками черных, как угли, глаз и скаля зубы, Стоян подвел яростно хрипящего вороного жеребца. Двое слуг подскочили к коню и крепко схватили его с обеих сторон под уздцы. Конь вращал глазами, раздувал ноздри и злобно ударял копытами. Микулаш твердо положил левую руку с поводьями на холку, а правую на заднюю луку и разом вскочил в седло. Конь рванулся, встал на дыбы, вскинул задние ноги и наконец, согнув дугой крутую шею, вылетел как стрела из ворот. Проскакав по улице, Микулаш столкнулся с Яном Жижкой.
- Брат Микулаш, куда же это ты? - невольно вырвалось у Яна Жижки.
Микулаш, еле сдерживая беснующегося под ним коня, подъехал к другу:
- В Ржичаны. Мне с вами делать нечего. А ты, брат Ян, еще раскаешься, что связался с пражскими толстосумами и университетскими мистрами! Горько раскаешься! Прощай, брат!