Ян Жижка, окруженный подгетманами, ехал, как всегда, на любимом белом коне рядом со своим старым другом Матеем Лаудой.
Ратибор с Карлом подъехали ближе к воеводе.
- Отец, позвольте обратиться, - начал Ратибор.
Жижка повернул к Ратибору и Карлу свое лицо с черной повязкой:
- Что случилось, братья?
Он сразу заметил смущенный вид обоих побратимов.
- Млада в отряде и не желает возвращаться в Табор.
- Это не барышня, а чертенок в юбке! Что ж это, она и меня не боится?
- Мы вот подумали, что, может быть, она нам пригодится, когда будем штурмовать замок: она его должна хорошо знать
Ян Жижка неопределенно промычал вместо ответа, но, подумав, согласился:
- Хорошо. Но скажите этому чертенку, чтобы была около меня и ни на шаг не отлучалась. Иначе с конвоем отправлю в Табор.
Услышав приказ воеводы, Млада, победоносно подняв голову, пришпорила Милку и поскакала к головному отряду, где ехал Ян Жижка.
Воевода вел свое войско окольными дорогами, через леса, стараясь, чтобы оно не было замечено. На ночь они остановились посреди лесной чащи, милях в двух от замка Раби, и были замечены разъездом дозорных из замкового гарнизона. На полузагнанном коне, покрытом пеной, домчался до замка солдат с тревожной вестью: табориты подходят к замку.
В замке неистово зазвонил сигнальный колокол Грохнули барабаны, заунывно завыли трубы и рога. Несмотря на ночное время, в замке поднялась суматоха, замелькали факелы и фонари. Солдаты толпами выбегали во двор и размещались по замковым стенам. Канониры возились у пушек. По угловым башням запылали огромные костры, на которых в громадных котлах кипятилась смола. Все, кто в тот момент находился в замке, принялись с лихорадочной поспешностью готовиться к обороне. Тревожное настроение в Раби началось еще раньше - в тот день, когда в замок прибыл пан Гынек Коцовский и напугал отца Гильденбранта рассказом о встрече с Младой и о ее бегстве с помощью неизвестных разбойников.
Штепан и пан Вилем переживали тягостные, мрачные дни. Пытки, издевательства и ужасные условия тюремного режима причиняли узникам физические мучения, а приближение неотвратимой жестокой казни и острое, щемящее беспокойство за судьбу Млады и давно не дававшего о себе знать Шутника делало невыносимым их душевное состояние.
"Получил ли Ян Жижка платки?" - эта мысль не переставала мучить Штепана.
"Доехала ли Млада благополучно до Табора?" - не переставал спрашивать себя пан Вилем.
О том, что в замке вспыхнула тревога, они легко догадались, наблюдая из окошка за всем, что творилось в последние дни перед их глазами.
Сидя в углу на соломе, Штепан вспоминал участь Яна Гуса, и в его памяти возникли картины констанцских темниц.
- Знаете, пан Вилем, что мне непонятно?
Пан Вилем, отвлеченный вопросом Штепана от своих печальных размышлений, поднял голову и вопросительно взглянул на Штепана
- Почему здесь нет крыс?
- Крыс? - невольно изумился пан Вилем. - Да потому, что они живут внизу, в подвале, под этой башней, где раньше хранились зерно и фураж... Черт меня побери! Пусть пан бакалавр не будет на меня в обиде, но, если бы случилось маленькое чудо, совсем маленькое, мы были бы избавлены от проклятого костра
- Какого же пан Вилем желал бы чуда?
Тот уселся рядом со Штепаном и передал ему возникшую у него мысль.
- Пану, надо думать, известно, что я был сюда назначен управляющим и за это время хорошо ознакомился с замком Мало того, я разыскал подробный план замка. В этом плане был указан тайный подземный ход от этой башни через двор под стеной и под рвом с водой, куда впадает речушка, что протекает рядом с замком. Заканчивается же он в лесу, рядом с разрушенным охотничьим домиком. Об этом подземном ходе, кроме меня, никто в замке не знает: когда полтора года назад Ян Жижка взял его приступом, большая часть обитателей была перебита, а оставшиеся в живых были уведены в плен Теперь здесь всё новые слуги и замка вовсе не знают. Потайная дверь в подземный ход находится в том самом подвале, где много крыс. Я там был и даже самолично прошел этим ходом до самого его конца.
- Значит, пан Вилем полагает, что если...
- ...нас поместили бы в эту камеру, то...
- Все ясно. Надо подумать, как этого добиться.
Штепан замолк.
- Погодите, я знаю одного человека, он может нам помочь. Вы должны только содействовать мне в моем замысле.
Пан Вилем уселся поудобнее на соломе с полной готовностью выполнить все, что ему прикажет Штепан.
- Говорите, Штепан, чем я могу вам помочь?
- Вы - католик, и было бы вполне естественно, если бы вы потребовали себе исповедника.
Пан Вилем потупился и грустно проговорил:
- Разве пан Штепан полагает, что уже пора?
- Пан Вилем меня не понял: я хочу лишь, чтобы вы позвали сюда якобы для исповеди одного негодяя.
- Для исповеди - негодяя? - вовсе растерялся пан Вилем, ничего не понимая.
- Вы должны сказать тюремщику, что вам нужен духовник, но что вы не желаете никого иного, кроме доминиканца брата Горгония. И я уверен, что вам не откажут: Горгоний - правая рука отца Гильденбранта.
- Ну хорошо, я попрошу тюремщика, а дальше что?
- Дальше увидите сами!
Вечером Генрих принес узникам воду и сухари. Пан Вилем лежал, отвернувшись к стене, и громко стонал.
- Что такое с ним? Подыхает, что ли? - ухмыльнулся Генрих.
- Похоже, что подыхает, - в тон тюремщику отрезал Штепан.
Генрих нагнулся над Вилемом:
- Эй, Новак! Ты чего это?
- Слушай, тюремщик! Мне пора духовника привести. Только я не хочу никого иного, кроме самого отца Горгония.
- Что ж, это можно... - уже на пороге снисходительно ответил Генрих.
Не прошло и часу, как в камере появилась кругленькая фигурка монаха. Покосившись на Штепана, он подошел к Вилему и присел у изголовья, готовый слушать исповедь узника.
В один момент Штепан оказался возле монаха:
- Слушай, поп, ты хорошо знаешь: одно мое слово о том, что ты выдал всех пльзенских католиков, - и ты мигом окажешься с петлей на шее.
Горгоний ничего не ответил и лишь моргал глазами.
- В тот день, когда мы с паном Вилемом погибнем, во всех городах о тебе будут кричать глашатаи, и где б ты ни был, тебе несдобровать. Но если ты выполнишь наше требование, мы тебя не тронем.
- Пан бакалавр, клянусь, я все исполню, что бы вы ни приказали.
- Мы хотим только одного - сегодня же нас должны перевести в подземелье под этой башней, где раньше хранилось зерно. Больше ничего от тебя не требуется.
- Сегодня же ваше желание будет исполнено, - со смиренными поклонами пятясь к двери, обещал монах.
- Так помни о глашатаях! - крикнул ему вслед Штепан.
В тот же вечер Горгоний говорил отцу Гильденбранту:
- Проклятый еретик Штепан Скала окончательно обнаглел и ропщет на плохую камеру. Я прошу ваше преподобие поместить его в подвал под башней, где прежде хранилось зерно. Там, в темноте, в зловонии, среди полчищ крыс, он, наверно, смирится.
С таким искренним раздражением и возмущением требовал Горгоний наказания для обнаглевшего еретика, что отец Гильденбрант охотно согласился.
- Новый бургграф замка пан Сезима Коцовский охотно уважит вашу похвальную строгость и переведет сына дьявола в подходящее для него помещение...
- Но как быть с паном Новаком? - поинтересовался пан Сезима.
- Выполните приказ пана Крка. Вилем Новак должен всюду следовать за еретиком Штепаном Скалой.
Ночной сон Штепана и Вилема был неожиданно прерван приходом пана Сезима с Генрихом.
- Вставайте и следуйте за мной! - грубо скомандовал пан Сезима.
Узники без слов поднялись и, гремя кандалами, двинулись за паном Сезимой, сопровождаемые злорадно усмехающимся Генрихом.
Новая камера действительно была ужасна: полная темнота, затхлый, зловонный воздух, сырость и шныряющие во все стороны крысы. Генрих бросил на пол две охапки свежей соломы и, уходя, не отказал себе в удовольствии поиронизировать: