Второй крестовый поход провалился с великим позором для императора и папы.
- Сорок коп грошей тому, кто избавит меня от этого слепого дьявола! - исступленно кричал высоким, дребезжащим голосом Сигизмунд. - Не позже чем через месяц мои венгерские и моравские войска вторгнутся с востока в Чехию. Надо, чтобы к этому времени Прага была очищена от еретиков. Мы имеем точные известия, что паны* чашники, руководимые паном Ченком Вартемберкским и Ольдржихом Рожмберкским, присоединятся к нашим войскам. Наконец-то вельможные паны убедились, что им с мужичьими общинами не по дороге! Итак, надеюсь на вас, дорогой доктор Наз: мы раздавим таборитов в поле, а с Яном Желивским и его присными покончим в Праге... Нашей неудачей мы всецело обязаны вам, ваше преосвященство! - обернулся император к кардиналу Бранде.
- Мне?! - обиженно возвысил голос кардинал, окидывая взбешенного императора высокомерным взглядом.
- Да, вам, никому другому! - не унимался Сигизмунд. - Ваше легкомыслие вконец изгадило все дело! Вы, как ребенок, дали себя надуть какому-то ловкому еретику, выдали ему все наши планы войны; вашей же милости мы обязаны, что Ян Жижка заблаговременно узнал о восстании и одним ударом придушил его, захватив замок Раби!
Кардинал густо покраснел и отвел глаза, не смея ничего сказать в свое оправдание.
- Но мы им еще покажем! Я сам поведу в бой моих славных рыцарей! И этого слепого дьявола, этого трижды проклятого Яна Жижку я раздавлю, как... как блоху! - закончил император и победоносно оглядел горделивым взором всех присутствующих.
Кардинал сидел насупившись, тихонько бормоча себе под нос:
- Поглядим, поглядим, хвастливый шут, как это ты раздавишь Яна Жижку, как блоху...
Прощаясь перед отъездом в Табор с Яном Желивским и Гвездой, слепой воевода их обнял и сказал:
- Помните мое слово, братья: не позже как в ноябре ваши посланцы будут в Таборе за помощью. Сигизмунд сейчас собирает все свои силы.
Войтех и Текла решили не откладывая сыграть свадьбу Ратибора и Божены. К этому времени Ян Жижка сам позаботился, чтобы для его подгетмана был силами общины выстроен новый, просторный дом.
Теперь Младе и Божене уже не приходилось, как раньше, подолгу проводить время за задушевными беседами. Начались спешные приготовления к свадьбе. Был назначен день свадьбы, выбран посаженый отец - Ян Жижка, сваты, дружки, заготовлено угощение для многочисленных гостей, но неожиданно свадьба была опять отложена.
В конце ноября прибывшие из Праги от Яна Желивского и Яна Гвезды посланцы привезли тревожные вести: имперские войска уже прошли из Венгрии через Моравию и вошли в восточную Чехию. На этот раз их вел сам Сигизмунд. Предавая все на своем пути огню и мечу, враги приближались к Кутна Горе и готовились ударить на Прагу. Каждый день был дорог. Медлить нельзя было ни минуты. Едва успевшие отдохнуть таборитские воины снова были собраны для немедленного выступления в поход. Никогда не было так тяжело Ратибору расставаться с домом, как на этот раз, накануне своей свадьбы. Божена ничем не выдавала своего подавленного настроения. Текла плакала. Который уже раз Ратибор оставляет их, и снова ей предстоят бесконечные, тоскливые дни и ночи, полные острого беспокойства за сына. Божена и Войтех как могли утешали Теклу. Ратибор желал только одного - поскорее уехать, чтобы сразу окончились эти томительные часы прощания с близкими. Карел видел все это и, прощаясь с сестрой, как всегда коротко сказал:
- Не волнуйся, я Ратибора сам буду охранять и постараюсь вернуть его вам живым и невредимым.
Божена в ответ крепко обняла брата. Она знала, что Карел всегда выполняет свои обещания.
Настал день выступления. Пан Вилем, бодрый и энергичный, обнял Младу и, садясь в седло, дрогнувшим голосом попросил Войтеха и плачущую Теклу:
- Вам, любезные брат Войтех и сестра Текла, оставляю мое сердце - Младу. Пусть она будет вам помощницей и утешением! Млада, копье и щит!
Млада, по обычаю, вручила отцу копье и небольшой щит. Девушка стояла бледная, с опухшими от слез глазами и кусала губы, чтобы не разрыдаться. Она не заметила, как к ней подошел Штепан:
- Позволь, сестра Млада, с тобой проститься.
Млада от всей души хотела сказать на прощание Штепану что-нибудь приветливое, бодрое, но она только молча протянула ему руку. Из тягостного молчания их вывел голос пана Вилема:
- А ну, дочка, подай и брату Штепану его копье и щит!
Почему в голову Вилема пришла такая странная мысль, не смог бы, пожалуй, объяснить и он сам, но Млада стремительно помчалась в дом и через несколько минут вернулась с доспехами.
Все отъезжающие были уже на конях. Ратибор и Карел потешались, глядя, как Млада с усилием подняла копье и вручила его Штепану, а затем, сохраняя особенно важное и торжественное выражение лица, надела ему на левую руку щит. Войтех, смеясь, подмигнул пану Вилему:
- Слушай, брат, как ты думаешь, что значит, когда девка парню, что идет на войну, подает копье и щит?
- Когда-то оно многое означало, - усмехаясь, ответил пан Вилем.
Глухой рокот барабанов положил конец прощанию, и спустя какой-нибудь час Табор наполовину опустел. И долго еще, собравшись у городских ворот, глядели толпы мужчин и женщин вдаль, на темную полосу удалявшегося польного войска. Как ни закалены были жестокой борьбой сердца таборитов, у многих заныло сердце от тревожной мысли: вернется ли он - отец, муж, брат или сын - в свой родной дом?
1 декабря 1421 года к воротам Праги вновь подходили ряды польного войска. И, как раньше, его вел воевода на белом коне, тот воевода, которого знала и благословляла вся Чехия, - непобедимый Ян Жижка. Снова торжественно звонили пражские колокола, снова гремели приветственные крики заполнивших пражские улицы густых толп народа.
Вместе с таборитами на зов о помощи отозвались и другие общины Чехии. Отовсюду спешили народные отряды, чтобы под командованием слепого полководца общими усилиями победить жестокого врага.
Как только войско собралось, Ян Жижка немедленно выступил к Кутна Горе, к которой уже подходили войска Сигизмунда. С громким стуком и дребезжанием подпрыгивали на мерзлых кочках колеса боевых возов, и далеко раздавался мерный гул шагов пехотинцев, торопившихся к Кутна Горе навстречу немецким наемникам и моравским панам.
На одной дневке в халупу, где отдыхал Ян Жижка, вошел Рогач. Не снимая овчинного полушубка, надетого поверх доспехов, гетман подошел к воеводе.
- Плохие вести, отец, - мрачно сказал Ян Рогач, вытирая иней с усов.
- Какая там еще беда, брат? - спросил Ян Жижка, готовый услышать новую неприятную весть.
- Эти подлецы, Ченек Вартемберкский и Ольдржих Рожмберкский, передались снова Сигизмунду, а за ними и другие паны.
- Я этого всегда ожидал. Ничего нового в твоем известии нет. Я бы искренне удивился, если бы эти бессовестные предатели пошли с нами.
При приближении к Кутна Горе польного войска Яна Жижку встретили кутногорские коншели и в цветистых. выражениях приветствовали таборитов. Возглавлявший делегацию пожилой, почтенной наружности купец со слезами в голосе обратился к воеводе:
- Пан Ян, разве можно далее терпеть такие мучения, что приходится выносить крестьянам окрестных деревень от имперских злодеев! Безбожные рыцари налетают на села, убивают, грабят, а уходя, сжигают жилища. Защити, пан Ян, наши деревни!
- Скажите людям, что польное войско выступит завтра же, чтобы проучить разбойников.
На другой день польное войско обрушилось на передовые части армии Сигизмунда.
Но противник не принимал боев, уходя от преследовавших его отрядов польного войска.
Ян Жижка был явно недоволен:
- Енек, где наши отряды?
- Гоняются за имперцами, да всё без толку. Никак не могут догнать их и уничтожить, - без обычной уверенности отвечал Ян Рогач.
- Ведь я приказал прекратить эту охоту! Сейчас же собрать все отряды и готовиться идти к Кутна Горе! Тебе известно, где сейчас главные силы Сигизмунда?