...ланом стали неистово стучать в двери и ворота радницы. Но там по-прежнему было тихо.
Скоро вся площадь стала наполняться людьми, сбегавшимися со всех концов с оружием в руках.
Милан вскочил на большую пушку "яромирку", стоявшую перед зданием радницы, и начал кричать:
- Люди, сюда! Сюда! Коншели убили нашего Яна!
Его крик был подхвачен собравшимися здесь вчерашними воинами, плотниками, кузнецами, пекарями, поденщиками. Якубек схватил у кого-то топор и принялся с остервенением рубить ворога. Тотчас нашлись помощники. Скоро ворота были выломаны, и Якубек бросился внутрь двора. Большая площадь уже была полна народа. Тысячи взволнованных, гневных, возмущенных голосов слились в один сплошной гул, напоминая грозный, рокочущий шум моря. Якубек вышел из ворот радницы. И вся огромная толпа, только что шумевшая и безумствовавшая, мгновенно замолкла, пораженная ужасом: в руках Якубка была окровавленная голова Яна Желивского. Секунду-другую на площади стояла мертвая тишина, но затем толпа разразилась страшными криками. Плач и рыдания наполнили площадь и разнеслись по всему Старому и Новому Мосту. Беднота потеряла своего вождя, пламенного борца за их лучшую, справедливую и свободную жизнь.
Это действительно был удар в спину революционному движению пражской бедноты.
Но, опомнившись от горя, вся эта тысячная толпа народа, возмущенная предательством коншелей и патрициата, ринулась к их домам мстить за смерть своего вождя и защитника Яна Желивского.
В ту же ночь Шимон, бросив все на произвол судьбы, ускакал в Будин, к императору Сигизмунду.
2. СЛЕПОЙ, НО НЕПОБЕДИМЫЙ
Семья Дубов готовилась к свадьбе Ратибора и Божены. Ожидали только прибытия Яна Жижки. И вот наступил день, когда Ян Жижка в сопровождении гетманов возвратился в Табор. Воевода сдержал данное Ратибору слово.
Не прошло и недели, как была сыграна свадьба. Тихо, скромно, по таборитскому обряду и обычаю.
После свадебного пира старшие гости расположились в соседней комнате, чтобы не стеснять молодежь. Посередине в кресле сидел слепой воевода, который был на свадьбе посаженым отцом. Вокруг него расположились Войтех, Текла, Микулаш из Пельгржимова и другие наиболее солидные по возрасту и положению гости. Время незаметно проходило за дружеской беседой.
- Вот вы, дорогие братья, - говорил Жижка, - спрашиваете, кто меня поставил на путь борьбы за нашу правду. Жизнь меня научила ненавидеть несправедливость и угнетение. Блаженной же памяти мистр Ян Гус показал мне путь и цель, к которой надо стремиться. Только три года, как мы воюем за нашу лучшую, справедливую жизнь, а поглядите вокруг: разве так было раньше? Разве дворянин сидел бы за одним столом с мужиком? Разве сын крестьянина смог бы жениться на дочери шляхтича? Нет, нет и нет! А теперь у нас в Таборе и рыцарь, и кнез, и мужик, и мастеровой - все мы братья и между собой равны.
Все сидели в почтительном молчании. Слепец продолжал:
- А женщины? Раньше, при владычестве попов, чешская женщина была просто домашней прислугой, не больше, а теперь в Таборе наши жены и сестры проповедуют слово правды, даже сражаются вместе со своими отцами, мужьями и братьями, а нередко и на совете общины говорят смело и дельно о делах братства, не хуже мужчин. Скажите мне, где вы еще увидите такую жизнь?
Войтех одобрительно крякнул и, встретившись со взглядом Теклы, движением головы высказал свое полное согласие с тем, что говорил Жижка.
- И за эту правду мы воюем и будем воевать, чтобы нашим детям было лучше жить на чешской земле...
Только глубокой ночью гости разошлись по домам. Вилем Новак с Младой пошли ночевать к пану Богуславу из Швамберка - прежнему врагу таборитов, теперь же одному из самых преданных таборитских военачальников. Пока Вилем задержался, прощаясь с Яном Жижкой, Штепан отыскал Младу, с которой за весь вечер ему так и не удалось поговорить наедине.
- Млада, мне вам нужно кое-что объяснить, - начал Штепан.
Договорить Штепану не удалось, потому что Вилем Новак подошел к дочери, чтобы идти домой.
- Брат Штепан, я всегда рад тебя видеть. Млада тоже. Милости просим!..
Табор на некоторое время зажил мирной жизнью. Недавние лучники, копейщики, цепники, пушкари вернулись к своим обычным занятиям и вновь стали плотниками, кузнецами, земледельцами.
Штепан повесил на стену меч и взялся снова за перо, пребывая неотлучно при Яне Жижке, а свободное время проводя у Дубов. Часто его можно было видеть и у Вилема Новака.
Отец Млады стал забывать свою прежнюю дворянскую гордость и вполне уже свыкся с простым и суровым образом жизни Табора.
Однажды, когда Штепан под диктовку воеводы писал наброски будущего воинского устава, дверь распахнулась, и на пороге остановился Ян Гвезда. Ян Жижка спросил Штепана:
- Кто вошел?
- Это я, брат, Ян Гвезда, - каким-то изменившимся, сдавленным голосом отозвался пришедший. - И хотя для меня счастье видеть тебя, отец, но привело меня сюда несчастье.
- Садись поближе ко мне. Понимаю, что в Праге не все благополучно.
- Скажи лучше, что все неблагополучно,-опускаясь на скамью рядом с Жижкой, сказал молодой гетман.
- Уезжая из Праги, я чувствовал, что над городом грозовые тучи. Я тебя слушаю.
Весь облик Яна Гвезды выражал отчаяние.
- На днях в староместской раднице предательски обезглавлены наш верный друг Ян Желивский и его девять близких соратников. Разъяренная беднота сурово отомстила за смерть вождя. Но войско богачей и шляхты зверски расправилось с беднотой...
Ни Ян Жижка, ни Штепан не могли произнести ни слова. Несколько минут прошло в гнетущем молчании. Нарушил его первым Ян Жижка:
- Да, брат Енек, смерть Яна Желивского - самая тяжкая утрата для нас. Пока брат Желивский был жив, беднота управляла жизнью общины Нового Места. Теперь богачи крепко захватят власть в свои руки.
Ян Гвезда поднял лицо и угрожающе потряс кулаками, задыхаясь от гнева:
- Богачи еще заплатят за эту смерть! Сторицей заплатят!
Жижка уже пришел в себя и говорил сдержанно и с кажущимся спокойствием:
- Теперь Табору, вероятно, придется воевать с Прагой. Беднота с Яном Желивским не позволяла патрициям напасть на Табор и союзные с ним братства...
В эту ночь еще долго горел свет в комнате Яна Жижки. Уже два раза сменилась стража на городской стене, а слепой вождь все еще беседовал со своим другом Яном Гвездой.
- Война будет серьезная, отец. Ведь пражский союз охватывает почти всю восточную и северо-восточную Чехию.
- Это ничего не значит. Победит тот, за кем пойдет народ. А мы боремся за благо всего народа - значит, мы и победим. Но меня, Енек, беспокоит другое. - Ян Жижка говорил с глубокой болью в голосе. - Нет у нас в Таборе истинного и полного единодушия. Тут собрался люд самый разнообразный, и чуть ли не каждый выдумывает свое учение и свои правила жизни. Я от этого разнобоя устал, а сейчас, когда я слеп, мне стало вовсе трудно управлять людьми, у которых нет единого учения. Трудно мне стало.
Ян Жижка замолчал, словно остановившись перед самым главным, обдумывал, надо ли сейчас говорить своему другу об этом главном.
- Я долго размышлял, кто может меня заменить в начальстве над польным войском. И пришел к тому, что наилучшим гетманом Табора будешь ты, брат Ян Гвезда.
Молодой гетман всполошился, его подвижное лицо с большими серыми глазами и орлиным носом болезненно исказилось.
- Откинь свои мрачные мысли, отец, тебе еще жить и жить! Откуда у тебя думы о смерти?
- Я и не думаю пока о смерти, хотя она у каждого из нас за плечами. Мне умирать еще нельзя. Говорю же я о том, кто должен меня заменить, когда я покину Табор.
Гвезда только замахал руками:
- Ян Жижка хочет покинуть Табор? Что за шутки, отец!