А главное, с ним было очень весело. Одним из кардинальных правил во время съемок было то, что вам никогда не разрешалось самостоятельно добираться на работу. Думаю, на это были страховые причины, но гораздо важнее то, что люди, ответственные за производство, знали, что половина актеров опоздает, если у них не будет водителя, сидящего у входной двери в шесть тридцать утра и готового отвезти их на работу. А это совсем не то, что нужно, когда вы пытаетесь загнать на съемочную площадку тридцать человек одновременно. Однако из каждого правила есть исключение, и в данном случае им стал Майкл Гэмбон. Он был автолюбителем - в свое время у него была новенькая Audi R8, а позже - Ferrari. Он приезжал на работу на машине и парковал ее прямо у двери 5, что было самым неудобным местом для ее размещения. Я красила волосы и слышала за дверью шум мотора. Можете не сомневаться, я вставал с сиденья и бежал на улицу, чтобы проверить машину Гэмбона с головой, полной перекиси и серебряной фольги. Он разрешал нам, детям, сидеть в ней, и, хотя я уверен, что он нарушал всевозможные правила, кто бы стал с ним спорить? Ведь он же Дамблдор, в конце концов.
Гэмбон любил прикидываться дурачком. Он часто притворялся растерянным - "Какую сцену мы делаем, дорогая? Где мы находимся? Какой персонаж я играю?" - но я уверен, что он в основном накручивал людей. Бывали случаи, когда он не до конца понимал свои реплики - однажды ему пришлось держать их на массивных досках за камерой, что заставило меня почувствовать себя немного лучше из-за того, что я сам иногда дрожал в этом отношении. Но это не значит, что его не воспринимали всерьез. Он относился, и особенно я, когда пришло время снимать, возможно, самую значительную и запоминающуюся сцену Драко: на вершине башни, пораженной молнией, в "Принце-полукровке". В этом фильме было довольно много сцен с Драко и только взрослыми, и эта была самой большой из них. Драко держит Дамблдора на мушке и набирается смелости, чтобы выполнить приказ Волдеморта убить директора.
Я не особо нервничал перед съемками этой сцены. Я был взволнован. Но я знал, что это мой момент. Я привык приходить на репетиции вместе с другими ребятами, но меня никогда раньше не приглашали репетировать в одиночку. Для этой сцены все изменилось, и я наслаждался этим. Так много моих предыдущих указаний сводилось к: "Сядь в угол и выгляди разъяренным!" или "Смотри на теннисный мяч и представляй, что это дракон!". Наконец-то я почувствовал, что у меня есть такой важный момент в фильме, что я могу по-настоящему выложиться. Поэтому я хорошо отрепетировал его и знал свои реплики наперед.
Наступил знаменательный день. По какой-то причине, несмотря на всю мою подготовку, я постоянно спотыкался на одной строчке. Странное дело, но когда вы спускаетесь в эту кроличью нору, выбраться обратно очень сложно. Маленький голосок начинает ворчать в голове. "Ты знаешь эти строки. Ты не спал всю ночь, декламируя их. Почему ты не можешь сделать это правильно? И как только этот голос начинает ворчать, уже нет пути назад - это похоже на трупоедство на съемочной площадке. Мы сделали три или четыре дубля, а может, и больше, и каждый раз я все портил. Объявили перерыв, и Гэмбон достал из бороды сигарету. Нас с ним часто можно было встретить за сценой, на которой располагалась Астрономическая башня, "подышать свежим воздухом", как мы это называли. Там были и маляры, и штукатуры, и чипсы, и искры, и среди них - мы с Дамблдором за хитрой сигаретой. "Глоток свежего воздуха, старина?" - предложил он.
Мы вышли на улицу: Гэмбон - в мантии и носке с бородой (в основном для того, чтобы она была ровной, но отчасти и из страха, что он подожжет ее сигаретой), я - в полном черном костюме. Мы прикурили, сделали несколько затяжек, а затем я извинился. Прости, Майкл. Я действительно знаю эти строки. Не знаю, почему я все время их путаю. Просто сейчас я немного не в себе".
Он любезно отмахнулся от моих извинений, но я была на взводе, и извинения продолжали поступать. Правда, я не знаю, что со мной не так. Я не знаю, почему я не могу выстроить линии ровно". Тогда он улыбнулся и сказал: "Дорогой мальчик, ты хоть представляешь, сколько они платят мне в день? Такими темпами, если ты будешь продолжать лажать, к следующей неделе у меня будет новый Ferrari". Он был абсолютно спокоен, ни намека на шутку. "Продолжай делать то, что делаешь, сынок".
Он сказал это, чтобы успокоить мои нервы? Не знаю. Но я точно знаю, что сразу же почувствовал, что давление спало. Мы вернулись на съемочную площадку, и с этого момента все пошло как по маслу. Во второй раз я получил доброе слово от Дамблдора. Метод Майкла Гэмбона по поощрению неопытного актера сильно отличался от метода Ричарда Харриса, но он был эффективным.
Пока не увидишь готовый фильм, никогда не знаешь, сколько сцен из тех, что ты снял, войдет в него. Иногда почти ничего. Мне было приятно смотреть "Принца-полукровку", потому что все, что я снимал, попало в фильм. Это хорошее чувство. Оправдал ли я ранние комплименты Ричарда Харриса? Как вы уже знаете, я не берусь судить о том, хорошо ли сыграл тот или иной человек, ведь существует множество других факторов, способствующих этому. Конечно, я получил много похвал, но, по правде говоря, хотя я и был доволен результатом, мне казалось, что меня несправедливо хвалят. Эффективность этой сцены во многом обусловлена тем, как она была снята и где она находится в сюжете. От факторов, которые находились далеко за пределами моего контроля.
За то время, что прошло со съемок "Принца-полукровки" до его выхода в свет, я сменила адрес. К этому времени я уже съехал от мамы и жил в собственной квартире в Суррее вместе с моим любимым щенком Тимбером. Мой дорогой друг Уайти переехал в мою старую квартиру. Однажды он позвонил мне и сказал, что мне пришло письмо. Я сразу же решил, что это штраф за парковку, но он сказал, что открыл его по ошибке. "Это от какого-то парня по имени Джо, - сказал он.
Какой-то парень по имени Джо?
"А вверху страницы нарисована сова".
Я понял, что к чему. "Что там написано?" - потребовал я.
Не знаю. Я не читал ее.
Читайте!
Что-то о Принце-полукровке... Можно с уверенностью сказать, что Уайти не был его поклонником.
Просто держите письмо, - сказал я ему. Я сейчас приду в себя.
Это письмо от Джо Роулинг стало первым контактом с ней за многие годы. Оно было написано на ее красивой позолоченной домашней канцелярии , в нем говорилось о том, как она рада тому, что фильм получился, и хвалила мою игру. Можно сказать, что это письмо попало в кадр и хранится у меня по сей день. Однако, если бы не нестандартное напутствие Майкла во время нашего глотка свежего воздуха, все могло бы сложиться совсем иначе.