Он был профессиональным интервентом. К нему обращаются, когда хотят быть уверенными в исходе вмешательства. Моя управляющая компания заплатила за то, чтобы он руководил процессом. Такие услуги стоят недешево, и он хорошо знал свое дело. Не было ничего, чего бы он не видел. Не было ни одной моей реакции, которую бы он не предсказал. Он объяснил, что сейчас, как он знает, я испытываю гнев, но в какой-то момент я смогу простить людей в этой комнате за то, что они сделали. Я сказал ему, чтобы он отвалил с моими глазами. Прощение казалось мне маловероятным. Я был измотан. Меня крутило. Я был в подвешенном состоянии. Накануне вечером я был в "Барни" и открыто и честно разговаривал со своими знакомыми. Теперь же меня окружали так называемые друзья, которые лгали мне, которые обманом заставили меня думать, что у меня есть новая работа, чтобы заманить меня сюда. Они были развратниками. Я не могла понять, почему, если они так переживали, они не могли просто прийти ко мне домой и поговорить со мной обычным образом? Простить? К черту. Я был очень далек от прощения.
Каждый в комнате написал мне письмо. Они зачитывали их одно за другим. Письма, как правило, были довольно краткими. Большинство из них я, похоже, вычеркнул из своей памяти. Я слушал Джейд и других, как они рассказывали мне о том, что их беспокоит мое поведение, что я пью и злоупотребляю наркотиками. Я был не в том состоянии, чтобы слушать их. Насколько мне было известно, мои пороки не превышали нескольких пива в день, виски и, возможно, пары сигарет. Я не просыпался с пустой бутылкой водки в руке, окруженный лужей собственной рвоты. Я не прятался в притонах для наркоманов, не курил опиум, не был не в состоянии работать и не выходил из-под контроля. Когда Джейд заговорила, я, помню, подумал: неужели ты спровоцировала это только потому, что считаешь, что я не был идеальным парнем? Конечно же, это не так. На самом деле она узнала о вмешательстве всего за несколько часов до этого. Но мой гнев и разочарование заронили в мою голову мысли, которых там не должно было быть.
Но одно письмо поразило больше всего. Его написал человек, которого я знал меньше всех. Мой адвокат, с которым я почти никогда не встречался лицом к лицу, говорил со спокойной искренностью. "Том, - сказал он, - я не очень хорошо тебя знаю, но ты кажешься мне хорошим парнем. Все, что я хочу тебе сказать, - это то, что это уже семнадцатое вмешательство, на котором я побывал за свою карьеру. Одиннадцать из них уже мертвы. Не будьте двенадцатым".
Его слова прорвались сквозь мой гнев и отрицание. И хотя я все еще воспринимал это как чрезмерную реакцию на несуществующую проблему, его суровая просьба заставила меня склонить голову.
К этому моменту мы просидели уже два часа. Каждый сказал то, что хотел сказать. Все были истощены. Никто больше, чем я.
Что вы хотите, чтобы я сделал?" - умолял я.
Мы хотим, чтобы вы прошли курс лечения, - сказал специалист по вмешательству.
"Реабилитация?
Реабилитация.
Одна вещь, которую вы должны знать о калифорнийских реабилитационных клиниках: они дорогие. Некоторые из них могут стоить до 40 000 долларов в месяц. Сорок тысяч за пребывание в реабилитационном центре против моей воли? Вы, должно быть, чертовски шутите. Сама идея была абсурдной. Но вмешательство потрясло меня. Давление, заставлявшее меня делать то, что мне говорили, было огромным. Ладно, - раздраженно сказал я им. Я пойду в вашу маленькую реабилитационную клинику, если для вас это так важно. Я не буду пить в течение тридцати дней, если вы действительно считаете, что это такая проблема".
Тишина.
Интервенционист сказал: "У нас забронировано место в Малибу, и мы хотим, чтобы вы уехали прямо сейчас".
Ладно, - сказал я. Я пойду домой и разберусь со своим дерьмом. Я смогу сделать это завтра, а может, и послезавтра".
Он покачал головой. Нет. Нас ждет машина. Мы хотим, чтобы вы поехали прямо сейчас. Прямо туда. Никаких объездов.
Я моргнул. Они что, с ума сошли? Это было абсурдно. Неужели я так далеко зашла, что это не могло подождать двадцать четыре часа? Что им говорили люди? Как, черт возьми, мы здесь оказались? Имел ли я вообще хоть какое-то право голоса?
Мне совершенно четко сказали, что у меня нет выбора. "Если вы не получите помощь сейчас, - сказал один из моих менеджеров, - мы больше не сможем вас представлять". Конец.
Мне нужна моя гитара, - сказал я.
Они сказали мне "нет".
Мне нужна смена одежды.
Они сказали мне "нет".
Мои протесты продолжались еще час. Все были неподвижны. Мне предстояло сесть в машину к интервенту, и я должна была сделать это сейчас.
И вот, наконец, я сдался. У меня закончилась борьба.
Это был один из самых сюрреалистичных моментов в моей жизни - отказаться от командования и выйти из офисного здания из блестящего стекла в компании интервента к его машине. Поездка в Малибу заняла около часа. Долгий, торжественный час, пока мы сидели бок о бок в тишине. Когда подъехали к Малибу, он повернулся ко мне и сказал: "Не хочешь остановиться и выпить напоследок пива? Прежде чем мы зарегистрируем вас в отеле?
Наверное, он просто пытался облегчить мне жизнь, но в тот момент я не мог понять его вопроса. Все только что сказали мне, что у меня проблемы с веществами. Я с ними не соглашался, не в тот момент, но зачем мне останавливаться, чтобы выпить пива и сделать так, будто они всегда были правы? Нет, я не хочу останавливаться, чтобы выпить гребаного пива, - сказал я ему.
Он кивнул. Тогда ладно, - сказал он. Мы снова погрузились в молчание, проезжая мили, пока я курил сигареты - единственный порок, с которым у них не было проблем. И вот уже показались ворота реабилитационного центра.
- - -
Центр находился на дне огромного каньона, в полутора милях по зигзагообразной дороге, окруженной густыми лесами Малибу. Когда мы ехали по этой дороге, на меня навалилось какое-то оцепенение. Это было прекрасное место. Просто дух захватывает. Но я бы предпочел оказаться где угодно, только не там.
Интервенционист высадил меня возле большого белого дома на дне каньона. Это было приятное на вид место за 40 000 долларов, так и должно было быть. Я почти не разговаривал в течение нескольких часов. Переступив порог реабилитационного центра, я почувствовал себя как в каком-то страшном сне. Я зарегистрировался. Они ждали меня, и большой лысый мужчина оставил меня на их попечение.
Медсестра усадила меня и задала несколько вопросов. Какие вещества вы употребляете? И сколько? Как часто? Я честно ответил, но все равно был уверен, что я не тот человек и не в том месте. Я не был тем парнем, которому с утра требуется укол, чтобы прожить день. Я не занимался дурью на стороне. Все это было большой ошибкой. Медсестра записала мои ответы. Затем она спросила: "Хотите псевдоним?