— А не вдарить ли нам камаринскую? — опросил он, склоняясь заговорщицки к протопопу.
Протопоп хмыкнул:
— Господь с тобой, Кузьма… Костей не соберем…
— Дьякон поможет, — усмехнулся Выходцев, и дьякон, услышав, что его упомянули, дурновато улыбнулся: его окутывал радостный туман.
— Слабаки, — махнул рукой Выходцев. — Хоть выпей, отец святой, душу мою… во… здесь душа… — Выходцев поскребся у себя за пазухой, — напои нектаром… А то принесу ружье и застрелю.
Протопоп улыбнулся хитро.
— Без жены спать будешь, паря.
— А она при собаке цепной… О, гляди на Анну… Жрать ее будет…
Расходились поздно, и Галл вызвался проводить качающегося Выходцева и его жену.
— Но с вами пойдет унтер-офицер, — сказала наставительно Анна Николаевна. — У нас приезжему не мудрено заблудиться… Он и этого, — она недовольно кивнула на Выходцева, — поможет довести домой…
По пути они шумели, много болтали и смеялись. Выходцев пытался плясать, но оступился в яму, и его с трудом подняли.
Галл возвращался с унтер-офицером в дом полковничихи молча.
Звезды высыпали. Слышалось шептание реки, всплески — играла рыба, и где-то совсем недалеко фыркали лошади. А вон и костер, и люди молчат, а коли кто и слово обронит, далеко слышно.
— Простите, — приостанавливаясь, тихо спросил Галл, — запамятовал ваше имя.
— Иван сын Спиридонов, — поспешно ответил унтер-офицер и добавил. — Совушкин.
— И давно на Камчатке?
— Двадцатый минул…
— Семья что…
— Семья есть… Две дочери. Славные дочери, — отвечал Совушкин, и чувствовалось по голосу, что он ими доволен, наверное, и жена у него недурна.
— А жена где? — не удержался от вопроса Галл.
— С год похоронил. — Совушкин тяжко вздохнул.
В гостиной Аграфена, заслоняя ладонью свечное пламя, шепотком сказала, что барыня спать улегшись, и, поклонившись, сказав: «Доброй вам ночи», — порх, и в свою девичью.
Стол был убран, но бутылка и стаканы оставлены, и Галл с нежностью подумал о полковничихе.
Галлу спать не хотелось. Он предложил Совушкину выпить. Тот не отказывался. Подняли стаканы, молча осушили. Совушкин выгреб из кармана штанов кисет и трубку, примял пальцами табак, закурил от свечки.
— Хотите, господин капитан, я расскажу вам историйку, — неуверенно произнес Совушкин, затягиваясь и затем слегка покашливая. («Крепок, подлец, — говаривал в таких случаях Совушкин. — Злодей тебя выдумал, чтоб ему в могиле не прокашляться».) Однако в присутствии Галла он сдержался.
— Отчего ж, — ответил Галл, усаживаясь поудобнее на лавке и вытягивая ноги.
— Ну ладно… Дело такое какое-то не слишком обычное раз вышло… Вы знаете ворон… Боже мой, что это я, знаете, конечно. Так вот, — Совушкин вновь потянулся к свечке раскуривать затухшую трубку, а сам глаза скосил на Галла, слушает ли. У того на лице был явный интерес, и Совушкин приободрился… — Так вот, историйка будет о вороне, которого зовут Черный Ворон. Те вороны, что каркают перед непогодой и тучами собираются возле острога, те вороны просто наглые и вредные своим характером птицы. Это знаете, как бабы у реки — кричат, а толку от крику ихнего нету.
Однако все сказывают, что среди вороньей тучи и живет Черный Ворон. Я его не видел, хоть и приглядывался, выискивал, любопытно, знаете ли — ведь он чуть ли не с орла величиной. Ну то ли крепко прячется, то ли его просто нет, трудно сказать. А вот встречали ж его, если не врут…
— И где? — Галл с любопытством смотрел на Совушкина: тот преобразился, глаза блестели, трубка дымила вдохновенно, словно гора огнедышащая.
— Так вот, если не врут — и в Срединных хребтах, и на Парапольском доле, и в Ганальской тундре, и подле нас. Судить-врать всяко можно. Взять хотя бы и то, что считают многие Черного Ворона вполне за человека…
Галл не перебивал Совушкина: много баек слышал он, но чтоб о Черном Вороне — такое впервые: силен же русский народ на сказки.
…С одним заморским купчиной случай вышел невероятнейший. Собрался он по острожкам проехаться — время как раз шкурное приспело. Уложил бутыли с беленькой, ножи там, бусы и материю всякую. Приятная материя: моя жена, покойница, царство ей небесное (Совушкин вздохнул виновато и тяжело), брала у купчины этого материю такую на сарафаны да платья. Ну, это к слову.