— Но, — тут Кинг глотнул рома, — наш капитан убит в бухте Кеалаекуа на Гавайях. — Его голос дрогнул.
Потрясенный рассказом Кинга, Шмалев жалел неведомого ему капитана Кука. Видно, Кук был очень отважным моряком, раз трижды пускался по морям в поисках все новых и новых земель: упорство и смелость сродни русскому.
— Теперь мы просим у вас, господин Шмалев, помощи. Нам нужен провиант, материал для починки такелажа, — сказал Гор.
— Помощь окажем, — ответил Шмалев. — Правда, чего не найдем, прошу не судить…
— Что вы, что вы! — взмахнул руками Книг. — Мы так рады, что встретили здесь гостеприимных людей… Капитан Кларк будет доволен, очень доволен.
— Я его жду, когда он выздоровеет. Жаль, отсутствует Магнус фон Бем.
— Он далеко? — спросил Кинг.
— Пустяки, неделя верхом на лошадях.
Гор улыбнулся: недельная тряска на лошадях отнюдь не веселая прогулка. Да и слово странное — «пустяк». Надо запомнить.
Вскоре Гор и Книг стали прощаться. Шмалев проводил их до калитки.
День угасал. Тени удлинились, и луна уже четко вырисовывалась на небе.
Сидя у окна, Шмалев видел мачты английских кораблей и Думал о том, что мало еще на Востоке российских судов (а сколько не открыто и не исследовано земель) и что давно пора начать строительство укреплений. (Сейчас англичане, там, смотри, французы, а то и испанцы нагрянут.)
Шмалев, пододвинув кресло с тускло блестевшими подлокотниками к столу, принялся быстро писать.
Через час был вызван Зосим и ему был вручен пакет.
— Крепко храни, — наказал Василий Николаевич.
Солнце исчезло, облака из белых превратились в серые, ветер повернул на ост.
Нарочный отбыл.
На следующее утро под зычные крики боцманов экипажи английских судов были выстроены, и им объявили: для всех берег.
Том, невысокого роста, крепкий в плечах матрос, не торопился к шлюпке. Он подошел к борту и без особого энтузиазма посмотрел на берег. Берег показался ему пустынным, а лесистые горы без зелени — грозными и высокомерными. И вода за бортом плескалась серая, неласковая и коварная. И хотя солнце играло на тихой волне, оно не радовало взгляда Тома — слишком равнодушное.
Тома окликнули, он сошел в шлюпку одним из последних.
— Что мрачен? — спросил его кто-то.
— Вспомнилось, — ответил Том и опустил руку в воду.
— Осторожнее, — выкрикнули разом в шлюпке.
— Здесь нет акул, — возразил Том, — вода слишком холодная. — Вздохнул и добавил: — И женщин тоже нет. — Том участвовал во всех экспедициях Кука и все знал.
Матросы стояли на берегу кучками и впервые не знали, куда же идти. В гору — там дом коменданта. По берегу — а куда? Поглазеть на церковь — да что за чудо деревянная избушка с колоколом. И получилось, что вот долгожданный берег, а разгуляться негде. А главное — ни лавок, ни питейных заведений; некоторые потоптались — и на корабли: отоспаться после вахт.
Том пошел в сторону косы, к казармам. Он сам не знал, зачем туда идет, но его вдруг разобрало любопытство — он никогда не видел русских, хотя слышал о них много необычного: и пьют — всех перепивают, а в сражении храбры.
В казарме накурено — хоть топор вешай. От табачного дыма зашло у Тома сердце, и он почувствовал слабость, даже колени задрожали: его нутро, отвыкшее от табака, вдруг с дикарской силой потребовало затяжки.
На нарах сидели казаки. Увидев Тома, они озадаченно переглянулись. Один из них, Прохор, встал, приблизился к Тому и тронул за руку, приглашая к нарам. Том улыбнулся и понимающе закивал головой.
— Вот так лучше, — сказал Прохор. Казаки вмиг расчистили для гостя место. — Поговорите с англичанином, а я сейчас.
— Курнуть нашего хочешь? — спросил его казак и, видя, как заблестели у Тома глаза, выгреб из штанины кисет и запасную трубку. Никогда Том не испытывал такого блаженства.
Прохор вернулся с мешком. Он вытащил домотканную тряпицу, стряхнул и расстелил рядом с Томом.
— Удивляется, — усмехнулся Прохор. — Не бойсь, Есть будем. Видите, — говорил он товарищам, опустошая мешок, — хотя человек иноземный, а понятие у него есть и столковаться с ним можно. Авось про Англию эту выведаем. Как придется, может, и мы к ним в гости заглянем. Правильно говорю? — повернулся он к Тому, и тот в ответ улыбнулся.
— Во-о, — сказал Прохор, — смышлен, а мы для большей понятливости вот это поставим. — И Прохор выгреб откуда-то из-под нар бутыль.
На тряпице лежали хлеб, вяленая рыба, кусок медвежатины, соль, клубни сараны.