— Голубушка Анна Леонтьевна, — чуть не плача, поклонилась Марфа, — дело срочнейшее… Касаемо царицы… Поди спроси, авось допустит пред свои очи. — И снизив голос, полушепотом добавила. — Век буду благодарна.
Анна Леонтьевна покачала отрицательно головой, и Марфа поняла, что эту противную бабу ей не перешагнуть и, что хуже всего, наверно, сбудется утреннее предчувствие: Анна Леонтьевна навек станет ее врагом. Однако Марфа попыталась вновь ее разжалобить.
— Дело государево, — произнесла значительно Марфа. Припугнула: — Запоздает слово, беды не оберешься.
Анна Леонтьевна ухмыльнулась: напрасны старания Марфы. Ну что ж, чему быть, того не миновать.
На следующий день, в субботу, утром на казенную половину пожаловала Матрена Блохина, Марфина подруга. Она, оглядываясь, будто кто виделся поблизости, затеяла разговор о том, что над Марфой нависла страшенная угроза: проклятущая литовка дозналась, что Марфа покушалась на грибы. И Анна Леонтьевна, как на духу, подтвердила: Марфа соль высыпала за кадь в мыленке, а вот с каким злым умыслом, то ей неведомо. Дворня зашушукалась: Марфа ворожбой занялась, царицу известь надумала.
— Я-то, милая моя, я в суды да пересуды только в девках верила… Но чем помочь тебе — и не придумаешь, — сказала Блохина.
Марфа как оскользнулась: на миг земля ходуном заходила.
— Что же делать? — спросила она, не слыша своего голоса, но понимая в то же время отчаянность вопроса, ибо что Матрена сможет присоветовать нужного. И ей показалось спасением, когда Матрена, дотронувшись до ее руки, сказала настойчиво:
— Лучше уходя в свою Хамовную слободу… Гляди, все и уладится…
— Спасибо, Матренушка… Сейчас и побегу… Только ли в чем я не виновата перед царицей… И в мыслях… Ах ты, господи… что это я стою… Кто спросит, скажи, в Хамовниках, у сына… Он торгует в серебряном ряду…
В Хамовниках в церкви Николая Чудотворца Марфа отстояла обедню. Она хотела успокоения. Его не было. Полумрак церкви, лампады перед образами, тихие, смиренные прихожане — будто все говорило: Марфа, осмотрись кругом, загляни в душу свою, может, ты, сама того не ведая, не заметила потаенного греховного умысла, и теперь, помимо воли твоей, он вредит тебе, и ты есть страдалица безвинная. Но как ни всматривалась Марфа в свою душу, не смогла увидеть и черного пятнышка.
Царица Наталья Кирилловна после тарелки щей с нетерпением ждала печеных грибов. Однако она не успела рассердиться: гибкая литовка внесла на серебряном подносе грибы, они дымились. Царица более всего любила грибы. Что ж, грибы и в самом деле хороши, особенно печеные.
После обеда Наталья Кирилловна пожелала отдохнуть. И вот тут-то дохтуриха-литовка и поведала о своих подозрениях; зачем это Марфе Тимофеевой понадобилось брать с царицыного блюда гриб да еще сыпать соль у кади в мыленке? Нет ли тут колдовства, силы которого литовка не знает.
Послеобеденную мягкую сонливость у Натальи Кирилловны как рукой сняло.
— Кто видел? — спросила Наталья Кирилловна растревоженно. И подумала: «Так сон-то вещий… Меня хотят отравить… Немедля к государю… Только он может защитить меня… Это козни проклятых Милославских. Простить не могут, что Нарышкины им дорогу перебежали».
— Так кто? — исступленно закричала она, тормоша за узкие плечи литовку.
— Анна Леонтьевна, государыня, — ответила литовка, глядя в испуганные глаза царицы. — А соль сыпала Марфа Тимофеева, да в ковш с водой что-то колдовское приговаривала.
По смутным догадкам царицы выходило, что сон был предупреждением; ее хотели отравить любимым ее блюдом — заговоренными грибами; и кровь прольется, но пусть это будет кровь пособников ненавидимых ею Милославских.
Наталья Кирилловна почувствовала безумный страх. Открылась рвота. Дохтуриха-литовка в замешательстве кликнула девок, те вмиг явились, заохали, захлопотали: платье чистое и рубаха принесены, постель разобрана, пол притерт, и вокруг все опрыскано пахучей розовой водой.
— Государя, — немощным жестом белой руки потребовала Наталья Кирилловна.
— Кто? — ворвавшись в покои, суетливо и зло спросил Алексей Михайлович, думая, что царица отходит сего света. — Кто? — повторил он в бешенстве, обводя всех набрякшими от бессонницы глазами.
— Наговорное слово бабки Марфы, — ответствовала, приседая, побелевшая дохтуриха.