— Разыскать! — рыкнул Алексей Михайлович. — Приволочь сюда сучье племя… Нет, в приказную избу на Житный двор!
Девки стояли ни живы, ни мертвы. Затопали по коридорам стрельцы с алебардами.
Дохтуриха, справившись с дрожью в руках, быстро приготовила теплое питье. Государь указал пальнем на первую попавшуюся на глаза девку. Та взяла дрожащими руками серебряный бокал. Ее зубы мелко ударили о край. Государь красными дикими глазами требовал: пей. Дохтуриха побледнела и прикусила нижнюю губу. Девка отпила. Некоторое время подождали. Девка, морщась, улыбнулась, но тут же спрятала улыбку: жива! Государь кивнул дохтурихе. Она приблизилась к царице, приподняла ее за холодную липкую спину и влила питье. Царица, давясь, большими глотками выпила весь бокал и откинулась на подушки.
— Ей нужен покой, — сказала непререкаемо дохтуриха.
Выходя из церкви, бабка Марфа увидела свою соседку Марфу Кузьмину, постельницу великой княжны Софьи Алексеевны.
— Лица на тебе нет! — всплеснула полными руками Кузьмина. — Уж не случилось ли чего? — Она бочком приблизилась к Марфе, посматривая на нее с нескрываемым любопытством. Бабка Марфа доверительно взяла Кузьмину под руку, и они медленно направились к дому.
— Что ж не случилось, соседушка, — жалобно всхлипнула бабка Марфа. — Такое приключилось, что ума не приложу, как рассказать… И откуда напасть такая на меня… Хорошо, что тебя повстречала…
И бабка Марфа поведала свое горе.
Кузьмина второй десяток служила постельницей в государевых палатах, а сейчас состояла при царевне Софье, крутонравной дочери Алексея Михайловича от первого брака. Зная нелюбовь Софьи к молодой царице, бабка Марфа не зря пустила жалостливую слезу: она надеялась, что Кузьмина по старому соседскому знакомству все-таки обмолвится Софье о невиновности Марфы, а та, злорадствуя, авось убедит отца, что Наталью Кирилловну никто и не пытался сжить со свету, а боли в животе лишь от некрепкого здоровья (быть может, она лишь поэтому и не может понести?). Бабка Марфа настаивала, что всенепременнейше только Кузьмина может убедить царевну Софью заступиться перед царем. Кузьмина же с первых слов поняла, чем грозит ей самой вообще знакомство с бабкой Марфой. Не желая обидеть бабку Марфу отказом, она ответила уклончиво, что попытается закинуть словечко перед царевной Софьей, однако особо надеяться не следует, что прощение будет получено сразу же…
— Уповай на бога и на государеву милость… А если вина твоя бесхитростна, государь милостиво рассмотрит дело твое… — И Кузьмина, перекрестившись, поспешила отдалиться от бабки Марфы.
Бабку Марфу разбудили трюком в дверь около полуночи.
— Кто там прется, — проворчала сердито Марфа. — Сейчас, окаянные… Дверь высадите…
Двое стрельцов ворвались в дом.
— Ты будешь Марфа?
— А кто же?
— Живо!..
— Да за что?
— Слово и дело…
— Господи!
Марфа накинула на голову черный платок. Дюжие молодцы, подталкивая крепкими кулаками, вывели бабку на улицу и, подхватив, кинули в телегу на доски, сели по бокам, свесив ноги, и телега, поскрипывая, потащилась по улице мимо темных затаившихся домов.
Царица Наталья Кирилловна оправилась. Не то молитвы помогли, не то дохтурихино питье, но к вечеру она зарумянилась, молодое крепкое тело взяло свое. Известили царя. Он не поверил. Однако же на его глазах произошло чудо: Наталья Кирилловна, отбросив одеяло, встала и, голостопая, приблизившись к нему, остановилась и вдруг, засмущавшись отчего-то, сильно покраснела и поклонилась.
— Я здорова, государь мой, — сказала она мягко.
Алексей Михайлович облегченно вздохнул, обвел всех присутствующих довольным взглядом. Родственники, извещенные о болезни Натальи Кирилловны, поначалу было растерянно присмиревшие, теперь распрямились: не подвела Наталья Кирилловна, не бывать Милославским во царствии, слава Нарышкиным… Теперь дело за малым: родить царю наследника.
В радости Алексей Михайлович повелел подать всем вина.
Хмурый невыспавшийся дьяк, да писец, молодой, серьезный, лицом худ, да равнодушный пыточных дел мастер у возвышающейся тенью дыбы, коптилка на столе — вот почти таким бабка Марфа увидела подвал (слышала о нем много ужасного, а вот подумать, что самой придется земельку кровавую топтать — боже упаси; и ее не миновала божья кара, да только вот за что?). Ее усадили на лавку перед дьяком (дьяк кивком головы отправил стрельцов), и тот, положив руки на стол, переплетя пальцы, уставился на Марфу.
— Сказывай, — лениво начал дьяк, но за безразличностью в его голосе Марфа уловила нарастающий гнев, и, чтобы упредить нарастающую лавину, она кинулась в обвинения дохтурихи, что-де коварная литовка не раз ей, Марфе, сама давала грибы и соль (быть возможно, дохтуриха задумала царицу извести с помощью Марфы), что хитрости за ней не держится, что государю она служит справно…