— Немедленно… — хмуро повторяет он, ещё не отойдя от удивления.
— С нами охотились гости из Дортониона, уедешь с ними. Мы с Белегом сохраним твой секрет, о нем узнает лишь сам Тингол. Но перед тем я хочу услышать ответ ещё на один вопрос.
— …Альквалондэ, — опережает ее Дагмор, чтобы не ждать вопроса как ещё одного приговора.
— Как это было возможно? Для тебя самого, Морифинвэ Карантир?
Он смотрит на ее руки, потому что смотреть во внимательные серые глаза слишком тяжело. Вопросы ее — та ещё глыба камня. Слова не должны тяготить, но спина его ноет, как от тяжёлого груза.
— Ты любишь отца, дочь Тингола?
— Люблю, — спокойно кивает она. — Несмотря на то, что он становится в последние годы горделив и подозрителен.
— Сколько я себя помню, дочь Тингола, — заговорил Дагмор очень медленно, — отец был для нас как ещё один Лаурэлин. Сейчас, наверное, скажут — как другое солнце. Свет, огонь и тепло, которого хватало на всех. Работа его, которая краше песен Макалаурэ, сравниться с нею было невозможно. За мыслью его не поспевали многие старшие и мудрые. За ним хотелось идти на край света. И мы пошли. Сперва — ковать оружие, потому что это интересная идея и новые задачи. Затем в Форменоссэ на север, в изгнание, потому что это было несправедливо. Затем мстить Морготу и готовиться к Исходу. Он зажигал нас — и мы горели его словами и делами, были счастливы их разделить. Он был… Лучшим. Мы любили его больше своей жизни. Разве что Майтимо порой находил решимость ему возражать. Его боль обожгла нас огнем, не хуже собственной. Его слова тоже жгли и пьянили. И когда отец позвал нас в Альквалондэ, мы снова загорелись — и пошли за ним, не зная ещё, насколько далеко.
И снова очень тихо, и ветер колышет полог маленького шатра, а глаза Лутиэн мерцают в сумерке. Лицо ее неподвижно как маска.
— Вести на преступления тех, кто любит и верит тебе безгранично — это или безумие, или предательство доверившихся, — говорит она негромко.
— Нет! — вспыхивает Дагмор мгновенно. Сил на настоящую ярость ещё не хватает, быть может, к лучшему. — Слепых и детей там не было! И если обо мне… Для меня он был прав во всем — до того, как… — Он снова переводит дух и до крови прикусывает губы. — Остановимся здесь. Хватит! Иначе наговорю такого, что королевна трижды пожалеет о своем решении. Я ответил на вопрос!
— Да, — кивнула Лутиэн, голос у нее был невеселый. — Уговор выполнен, и ответ услышан. Но… Мне показалось, или ты ждал от нас несправедливости по отношению к себе и Нариону?
— Справедливость? — Он усмехнулся. — Наверняка среди вас немало тех, кто справедливым счёл бы снести мне голову. Хитуэн предупреждал. А ждать я привык худшего. И почему бы Тинголу не думать о справедливости именно так? Что он скажет, когда услышит эту историю?
«Немедленно уехать, хм».
Ух, что скажет Тингол, понял он вдруг. На квэнья и слов-то таких не было до Исхода.
— Это уже будет не твоя забота, — заметил Белег. — Но ты, думая так, все равно вел беглецов на земли Дориата?
— А что, у меня был выбор? — едко переспросил его Дагмор. — Через весь Ард Гален к горам Эйтель, наперегонки с погоней? В Дортонион, прыгать по скалам вместе с обессилевшими и ранеными, да среди диких орков? Через Восточные ворота в Оссирианд, куда идти выходило вдвое дольше? Половина моих — здешние синдар! Нам и так невероятно повезло выбраться ближе к Аглону и Химрингу, чем к Ангбанду!
Он осекся, чувствуя, что снова напрасно распаляет свою злость.
— А ты?
— Не будь погони, я бы в этих местах уверился, что синдар доберутся домой без помех. Взял бы Нариона с Нимраном и все же ушел бы через Дортонион, на его западный край. К детям Арафинвэ.
— Сумасброд!
Дагмор пожал плечами.
— В этом — вряд ли.
Белег поискал слова, нашел с третьей где-то попытки — и припечатал:
— Вот же… Феанарион!
Дагмора тряхнуло. По спине пробежал холод, он невольно потянулся к поясу, ища хотя бы нож. Снова вспыхнул, залившись краской злого смущения.
«Сколько мне это снилось? Вот и поговорили»…
Отвернувшись, он сделал сразу несколько глотков из фляги, старательно следя, чтобы руки не дрожали. Усталость навалилась такая, словно он опять несколько лиг пробежал. И в этом неловком молчании они вдруг услышали приближающийся к лагерю синдар мерный топот копыт десятков лошадей.
Белег нахмурился.
— Мы никого не ждём, — начал он, обращаясь к Лутиэн — но та уже встала, растерянная и встревоженная.
— Отец здесь, — сказала она хмуро. — Не знаю, почему, никто о нем не предупреждал.
…Сделалось очень досадно. История могла закончиться хорошо, но должно быть, он исчерпал свой запас удачи досуха.
Или проспал ее.
— У шатра нет стражи, — бросил Белег, торопливо выходя из шатра следом за королевной.
Что он такое ему предлагает?
— Я не стану прятаться по кустам! — крикнул он вслед. Но вряд ли тот услышал его.
Дагмор увидел это невероятно ясно — вот он выбегает из шатра, вот бежит через кусты вверх по склону, пригибаясь и таясь, преследуемый криком ловчего сокола — и вот его, обессиленного, с позором тащат из зарослей следопыты короля Тингола…
Так ясно, словно это уже произошло.
Выругался — и встал на входе в шатер. Не слишком хороший обзор, но и отсюда он видел, как отряд всадников в серых плащах с плеском и грохотом пересекает реку, как взлетают они на склон и растекаются по маленькому лагерю Тинголиэн, одновременно защищая и занимая его. Им понадобилось немного времени, чтобы разобраться. Несколько всадников окружили маленький шатер, наклонив копья, трое спешились. Не охотники — хорошо вооруженные воины в броне. По меркам нолдор — в лёгкой броне, надо сказать.
— Ты беглец с Севера, называющий себя Дагмор из верных Феанора? — на лице говорившего — лёгкое удивление, словно он ожидал увидеть кого-то более впечатляющего.
— Я.
Тот недовольно осмотрелся — без осанвэ можно стало понять, как его возмущает отсутствие охраны. Потом остановил взгляд на перевязанных ногах Дагмора и решил, что нашел объяснение.
— Как только поставят шатры, я доставлю тебя на суд к королю Тинголу. Говорят, ты опасен и уничтожил в одиночку малый охотничий отряд орков, — во взгляде стража была насмешка, которую захотелось стереть.
Дагмор осмотрел его с ног до головы. Представил, как выхватывает красиво отделанный нож у него из-за пояса, приставляет к горлу… Он бы успел.
Страж нахмурился, Дагмор сел обратно на пол шатра, усмехаясь в ответ.
— Да, я это сделал. Не надо бояться меня, воин Тингола, я здесь не первый день и никого ещё не съел.
— Кажется, плен не отшиб тебе ум, — кивнул страж, не ведясь на насмешку. — И даже не укоротил язык.
— Не то, чтобы не пытались.
— Не советую упражняться здесь в остроумии, — страж отвернулся. — Охраняйте его и не вступайте в разговоры.
…Что он не просто прилёг ненадолго, а уснул, Дагмор понял, только когда его окликнули снова. И опять это была не греза, настоящий сон, пусть и недлинный.
— Вставай, — повторил тот же страж. Вот теперь он смотрел с настоящим удивлением. А стоящий за ним синда с волосами цвета пшеницы — с ненавистью.
Он встал, сделал шаг наружу — двое стражей схватили его за руки, быстро связав их впереди кожаным прочным ремнем.
— Остановитесь! — потребовал Белег, возникая рядом. — Он не причинял вреда и подчинялся мне!
— Он опасен, и это приказ короля, — этот голос Дагмор узнал. Тот, кто грозил ему при встрече. — Он добывал оружие у орков, чтобы сражаться, нельзя дать ему возможность выхватить чей-то меч!
— Он в своем уме, — возразил Белег, глядя при этом на стража в доспехах, а не на своего спутника.