— Это приказ короля, — подтвердил тот хмуро. Ему приказ тоже был не по нраву. — Не я добился его.
— И как я не понял сразу. Это же королевские почести, — процедил Дагмор, чтобы хоть что-то сказать, а не скрипеть бессильно зубами.
Одни стражи опустили глаза, другие посмотрели со злостью.
— Ты заслужил и не такие, — сказал синда с пшеничными волосами.
Дагмор посмотрел на него внимательно, подмечая мельчайшие детали облика, чтобы узнать даже в темноте. Отвернулся — и поймал требовательный взгляд Белега. Тот коротко сжал кулак, опустил руку. Не требовалось соприкосновения мыслей, чтобы его понять.
«Держи себя в руках? — повторил он про себя и пожал плечами. — Ты довольно уже сделал для меня и не сможешь сделать большего. Хорошо. Я попытаюсь».
Большой шатер, способный вместить и полсотни эльдар, поставили чуть выше по склону, а остальной лагерь был тих и пуст. Кроме стражи вокруг шатра и нескольких эльдар с лошадьми в отдалении, здесь не было никого. Среди последних входивших мелькнули синие одежды. Даже странно, неужели король Дориата не пожелал говорить с дочерью прежде всего прочего?
…Тингол был так высок, что, сидя в резном лёгком кресле, оказался вровень с иными стоящими синдар. Почти вровень с собственной дочерью. Он неприятно походил на Ольвэ лицом, такой же среброволосый, но тяжелее и куда шире в плечах. Если встанет — будет выше Майтимо и даже выше Турукано.
Если возьмёт оружие, будет страшный противник… Против которого можно попытаться обернуть его собственные рост и манеру боя. Наверняка очень самоуверен.
Хотя испытать его все равно не дадут, подумал он, зацепил взглядом Лутиэн, идущую к отцу, и стало неловко.
Шатер был полон, надо сказать, но смотреть по сторонам не хотелось. Одни пришли поглазеть, другие, несомненно, позлорадствовать, а от Белега и дочери Тингола он и так получил куда больше, чем вовсе мог рассчитывать. Ещё хуже, их доброе дело пойдет крахом, скорее всего.
Вспомнил снова жест Белега. Если сделать то, чего хочется больше всего, и послать Тингола к раугам со входа, Тингол может им и припомнить доброе дело. А ещё есть двое других нолдо, и Нариону хватило ума не кричать, что он верный Феанарионов.
Тингол не отрывал от него тяжёлого взгляда. А, да. Стражи уже поклонились королю, а он — нет.
Не нарочно, не из неуважения.
Просто задумавшись.
Вот смешно-то.
— Нолдо, назвавший себя Дагмор из верных Дома Феанора, — произнес, наконец, Тингол, да так, что он снова почувствовал себя драным и грязным беглецом, едва из подземелий.
Стражи шагнули в стороны, Дагмор остался один посреди шатра.
— Да, — сказал он устало. — Это я. Благодарю за …королевские почести, Тингол, король Дориата. Не иначе, это награда за то, что я подчинялся воинам госпожи Лутиэн.
Его ведь просили держать себя в руках, а не молчать.
Взгляд короля уперся в кого-то из сопровождающих.
— Этот нолдо опасный безумец, мой король! — повторил упрямо синда с пшеничными волосами. — Он сражался оружием, с легкостью отобранным у орков, я не могу подвергать опасности моих сородичей! Если решение короля будет неблагоприятным, кто знает, не выхватил бы он чужого оружия и не пригрозил им кому-то из нас, чтобы сбежать, прикрываясь им! Мы видели, на что он способен. Я беспокоюсь о тех, кого мы должны оберегать!
Хмурый Тингол жестом велел ему замолчать.
— Мне передали, ты был из приближенных сыновей Феанора, — заговорил король спокойно, словно и не было сказанных перед тем слов. Спокойствие его ничего хорошего не сулило. — Наверняка ты разделял их преступления. И отказываешься назвать свое настоящее имя.
— Неверно, — отозвался Дагмор. — Я не из приближенных сыновей Феанора. И я сказал лишь, что назову свое имя только самому королю.
— Тогда назовись. Здесь и сейчас. Отказываясь от своих князей, ты не станешь лучше в моих глазах.
Что ж. Не выйдет умолчания. Дагмор все же поймал чей-то внимательный, изучающий взгляд. Его опознают, не сейчас, так позже, будь прокляты слишком хорошо зажившие ожоги, и позориться ложью он здесь не станет. Бессмысленно.
— Я не отказываюсь ни от кого, и стать лучше в твоих глазах мне не грозит. Потому что я сын Феанора, Морифинвэ Карантир, — сказал Дагмор, вскидывая голову.
Увидел, как расширились глаза Тингола — и вспыхнули огнем. Увидел, как тот снова перевел на кого-то взгляд.
Удивленные возгласы побежали по шатру. Темноволосый синда появился слева и посмотрел на Дагмора в упор.
— Мой король, я говорил в Хитлуме на празднике с сыновьями Феанора. Этот и впрямь очень похож на них. Не заговори он сейчас, попытайся скрыть имя, я вмешался бы.
— Благодарю, — сказал Тингол холодно. — Подумать только. И какая же нечисть принесла тебя сюда, сын Феанора?
— Бежал с Севера.
— Вот как!
— Мне уже известно все, — Лутиэн возникла слева из-за щитов королевской охраны. Должно быть, там и стояла, незаметная из-за небольшого роста.
…Лутиэн изложила все холоднее, короче и спокойнее, чем смог бы он сам. Даже о том, как успела расспросить остальных беглецов. Даже о том, почему он отказывался назваться сразу. И только странно было смотреть, как на лице Тингола при этом то и дело сменяют друг друга живое беспокойство — и королевская надменная неподвижность.
— Мое решение было — дать ему уехать, отец, — закончила она. — Он спас твоих подданных. Он и его спутники истребили охотничий отряд. Этого достаточно, чтобы просто позволить всем вернуться домой. Поддержи мой выбор. Прошу тебя.
— Я услышал тебя, — сказал Тингол. — Другие нолдор могут уйти свободно, кто бы ни были. Но это решение я приму сам.
Замкнувшись, Лутиэн отступила.
Вот так, подумал Дагмор, сдерживая усмешку. Хитуэн, ты был прав. Кое-кто проспал свою удачу, добросердечную Тинголиэн.
Хотя бы остальных отпустят. Вот только если его убьют, Нарион не промолчит!
— Под страхом смерти вам и вашим верным запрещен вход на мои земли, — начал Тингол. — И ты знал об этом от других пленных.
— Я вбежал на твои земли, уводя орков от своих товарищей по несчастью, синдар и нандор.
Чем короче он будет говорить — тем меньше лишнего скажет. Тем позже вспыхнет.
— Причина запрета — ваше преступление против моих родичей, короля Ольвэ и его подданных. Твои руки в крови эльдар, сын Феанора. Будешь отрицать?
— Нет, — сказал он.
— Так просто и коротко? — Тингол сжал руки, рассматривая его презрительно и холодно. — Ни гордости, ни сожаления?
Дагмор выпрямился, руки начали тихо ныть.
— Ни гордость, ни сожаления никого не вернут, — сказал он, стараясь остаться спокойным. — Я следовал за отцом, чтобы драться с врагом в Среднеземье. И разделил с ним то, что мы сотворили по пути, и чего уже не исправить. Все, что я могу с этим сделать — драться с Врагом снова и снова. И, кроме мести, — за тех, кто живёт в Белерианде вне Дориата, без защиты невидимых стен. Ради этого я выжил на Севере. Ради этого сбежал.
— Неплохо сказано. Возможно, ты хотя бы сожалеешь.
Это был не вопрос, и Дагмор стиснул зубы, чтобы не сказать лишнего.
— Я готов отпустить тебя при одном условии. — Тингол помолчал. — Покайся на коленях перед народом синдар в совершенном зле, проси прощения — и будешь свободен.
Что!?
Он ждал упрёков, угроз, обвинений… Но не этого!
Собравшиеся в шатре частью притихли, частью, напротив, пораженно заговорили. Дагмор снова запретил себе смотреть по сторонам. Чтобы не подумали, что он взглядом просит помощи.
— Я что, верну этим хоть одного убитого!? — спросил он, с трудом сдерживаясь.
— Ты покажешь этим добрую волю Дома Феанора и готовность искупить совершенное зло, — Тингол был непроницаем.
— Совершенное зло наш Дом искупает с мечом в руке на поле боя! — Дагмор снова почувствовал, как кровь бросается ему в лицо. — Когда меча нет — добываем прямо в бою!! А на колени любят ставить на Севере, тех, кого ноги уже не держат!