Твердым, костяным кулаком Морьо бьёт его под дых, точно, коротко и жёстко. Совсем не как на озере, удивлённо думает Ангрод, с трудом разгибаясь. Словно то и дело дрался с теми, кто сильнее его раза в два, а то и три.
— Я так сильно хочу тебя побить, дурака, — выдыхает он все равно, — будто это поможет! Будто это кого-то вернёт… И моего друга тоже!
И, не в силах больше удержаться, бьет Морьо в глаз. Вполсилы.
В то же мгновение получает в ответ, да так, что бровь рассадило костяшками худых пальцев. Что-то слегка дёргает пояс.
Он успевает увидеть, как Морьо скорчился у стены с его же ножом в руке, ожидая нового удара. А ещё через мгновение тот швыряет нож за окно…
И впивается зубами в собственную руку, прокусывая до крови.
Нож звенит по каменным плитам крепостного двора.
Ангрод отстраненно думает — а это ведь ещё называется «он не сломан Морготом». Достает из сундука охотничью сумку, а из нее — склянку жгучего настоя для промывания ран и свёрток чистых тряпиц. Прижимает одну к лицу, остальное кладет на стол.
— Пока хватит, — говорит он. Это не про настой и не про тряпки. Морьо медленно кивает, оседая на скамью, у него вид такой, словно ему не в глаз дали, а ударили по голове дубиной.
— Я… тебя… — выдыхает он.
Кровь с его руки капает на стол и на бумагу.
— Не убил, — первым называет это словами Ангрод. — И не ранил. Но объясняться на кулаках нам точно рано.
Распахивается дверь. Артанис воздвигается на пороге в тихой ярости.
— Это всё-таки случилось? — спрашивает она ледяным голосом, не глядя на родного брата — только на Морьо. А тот, кажется, едва заметил, что кто-то вошёл.
— Артанис, уйди. Не пытайся быть миротворцем, — говорит ей тихо Ангрод. — Не время.
Артанис переводит взгляд с Феанариона на родного брата. Смотрит обратно. Снова на брата. Видит два почти одинаковых расцветающих синяка на лицах…
И очень громко хлопает за собой дверью. Трещат дверные петли, на совесть прибитые к толстым доскам.
Морьо, наконец, плещет жгучим настоем прямо на руку и, не меняясь в лице, медленно заматывает рану полосой ткани. На ладони мелькают другие недавние рубцы.
— Я тоже не знаю теперь, с кем говорю, — бросает он в сторону. — Потому что Ангарато, которого я знал, с этого бы начал. И не остановился.
Ангрод садится рядом. И начинает говорить сам. Про то, как готовились к походу, вырубив на сани и топливо скудные леса Арамана. Как шили одежду и шатры из ковров и лучших тканей, потому что другого не было. Как учились ходить на лыжах, а это оказалось почти бесполезно в торосах. Как били зверей во льдах. Как от холода в пути погибали лошади, и их ели по дороге, часто — сырыми, одновременно оплакивая. Как на морозе перестают чувствовать холод руки и ноги, и если неосторожно снимать задубеневшую одежду или обувь, то можно содрать куски кожи вместе с ней. Как гнали пешком даже самых слабых, потому что на санях замерзали ещё вернее. Как под снегом скрываются трещины, а иногда неожиданно трескаются льды, с грохотом, прямо под ногами у идущих. И как иногда только ярость и поддерживает в ледяной темноте. Ярость — и тепло от тех, кто идёт рядом…
Он говорит неровно, перескакивая с одного на другое, и останавливает себя довольно быстро, надо сказать. Чуть больше свечи прошло, пожалуй.
Морьо рядом сутулится, как под тяжёлым грузом, и молчит.
Едва замолчав, Ангрод уже сожалеет, что заговорил вообще. Что бы ни было, ломать виной того, кто едва выбрался из-под земли, он не хотел. А чего хотел, уже не понимал.
Гнев утихает, приходит облегчение, но радости нет, одна усталость.
— Да, — хрипло говорит Морьо в пустоту, — и без оружия драться рано. Когда в следующий раз… Снимешь все с пояса. Совсем.
— Не раньше весны, — говорит Ангрод.
— Зимы. Что здесь зимой ещё делать?
— Воевать, — отвечает Ангрод. — Здешние орки за лето-осень запасают еду и начинают нападать или драться между собой. Раньше отсюда нападали на Хитлум, теперь идут на восток или к нам. Если к ним приходит подмога с Севера, то сразу сюда рвутся. После перелома зимы утихают. Нет, — говорит он резко, — даже не думай про эту зиму.
— Вот ещё.
— Вспомни, что сказал Финдарато. Хоть немного поживи без войны в голове.
— Говорит тот, кто обещает меня побить, — криво усмехается Морьо.
— Это не война. Это только наше дело.
— Финдарато назовет это искажением.
— Или скажет, что это лишь ещё один способ управлять гневом. Мечи я тоже хочу взять. Учебные. Потом, — Ангрод несколько мгновений позволяет себе с удовлетворением представлять, как гоняет Морьо по учебной площадке из угла в угол. Потом вдруг очень ярко рисует себе, как загнанный в угол Морьо снова перестает управлять собой, швыряет ему в лицо опилки из-под ног и бьёт в лицо концом деревянного меча. Вряд ли это видение, но, похоже, и с деревянными мечами стоило подождать.
А наяву Морьо отворачивается, вскакивает и почти выбегает прочь.
Чуть позже является хромой полуседой юнец Нарион, которого Морьо выгнал из гостевых покоев, и просит объяснить ему про будущую дорогу к Аглону.
Феанарион же снова пропадает на трое суток.
…Он больше не говорит с Финродом, как в первый вечер, либо Ангрод об этом не знает. И не спрашивает. Некоторым словам нужно время.
Аэгнор успевает застать Морьо, и с ним едва снова не выходит ссоры после встречи. Артанис вдруг получает из Дориата послание от своего синда и вновь неожиданно едет туда, не заговорив с Морьо с тех пор ни разу. И конечно, не ответив, когда свадьба.
Перед отъездом Морьо оставляет Ангроду заполненный альбом с набросками перевала Аглон. Все нарисовано слишком резкими, скупыми штрихами, и уголь часто ломается в пальцах, но очертания скал и тропы весьма узнаваемые, и все может быть полезно.
Они уезжают вдвоем ранним теплым утром, Феанарион и его спутник, и в крепости на это уже не обращают внимания. Для верных Третьего дома они просто два очень упрямых воина, и рассказ об их побеге существует уже словно бы совсем отдельно от них.
— Он все же решил скрывать свое возвращение. Но нельзя молчать бесконечно!
— Ему так спокойнее. Может быть, еще передумает. А пройдет пятьдесят или сто лет, — говорит Финрод невесело, — и мстить Морготу будет, пожалуй, просто некому.
— Я надеялся, в этой упрямой голове хоть что-то изменилось, но вот он уехал — и я сомневаюсь, — признается Ангрод. — Нельо и Кано очень сильны духом, их стремления легко захватят его.
— Того, кто долго вел свою собственную войну с Морготом, захватить не так легко, — говорит задумчиво Финрод. — Даже самым близким.
— А нам — тем более!
— Мне стоит чаще бывать у них в гостях. Теперь.
— Нам, — поправляет его Ангрод. — Тебе тяжело в одиночку пробовать до них достучаться. Я, знаешь ли, тоже думал, что ты зря тратишь силы, но может быть…
— А терпения их выносить тебе хватит? После… Всего?
Ангрод снова смеётся, правда, не очень весело.
— Если у меня кончится терпение, я могу хотя бы с Морьо подраться, точно зная, что к междоусобице это теперь не приведет! — говорит он.
Только ножи спрячу подальше, добавляет он про себя.
И переворачивает последнюю страницу альбома. Там слева нарисован неожиданно подробно вид на юг примерно от подножия перевала Аглон: сглаживающиеся постепенно холмы, из верхушек которых торчат скалы, вьющаяся между ними река убегает вдаль, к дымке далёкого Дориата, нанесенной прямо пальцами, измазанными углем. На одном из холмов — едва намеченный силуэт всадника в длинном синдарском плаще с капюшоном.