— Постой… я не Дан. Я — Берн? Аль?.. Не знаю. Я будто родился. Ни в чем не уверен. Я — Дан, пусть… — Он испытующе взглянул на женщину; она стояла, опустив-руки. — Скажи, что случилось с Даном… со мной, со мной! Что произошло там с… с нами — на Одиннадцатой?
— Ну… ты же сам знаешь. Залетел слишком высоко, отказали биокрылья.
Судороги в них получились от избытка кислорода…
Упал на «нож-скалу», разбился. Я отыскала твою голову. Сохранили ее в биоконсервирующем растворе…
Голос Ксены звучал по-ученически неуверенно, просительно. Она будто уговаривала его согласиться с тем, что говорит. И это прибавило уверенности ему. Он шагнул, взял ее за плечи:
— Не отказывали у меня биокрылья! И судороги были не в них — во мне.
Парализовалось тело, я же тебе радировал. И не потому все это, что высоко залетел, избыток кислорода. Это сделали Амебы!
Никогда он не видел, чтобы человек так пугался. Лицо женщины посерело, зрачки в остановившихся глазах сошлись в точки. Он почувствовал, что ее трясет.
— Что с тобой?
Она прижала похолодевшее лицо к его щеке, зашептала умоляюще и сбивчиво:
— Там не было никаких Амеб… никаких Высших Простейших.
— Я не говорил о Высших Простейших! — торжествующе перебил он.
— И не надо говорить… Там не было никого. Пустая планета, почти безжизненная, только микроорганизмы… И в воде ничего не было. Не надо об этом, Дан. Они… я не знаю как, но отомстят и здесь, убьют тебя снова. Они в нашей психике, понимаешь? Не было там ничего: ни живого моря, ни домиков…
— Я не говорил о домиках, о море! — у него необыкновенно сильно колотилось сердце. Уверенность росла: значит, все — не бред!
— И не надо говорить, не надо помнить, Дан, милый! — молила она. — Они достанут нас и здесь… по иным измерениям, понимаешь?
Он начал кое-что понимать. Взял лицо Ксены в ладони. В ее глазах стоял синий ужас.
…Ей было трудно сейчас, невероятно трудно. Она даже жалела, что прилетела сюда.
Просто хотелось покончить с той историей, с чувством вины (непонятно в чем и перед кем) и страха (непонятно чего), очиститься и вернуться к Арно. Но получилось другое: отыскав на островах дельты Нила этого человека, увидев его в жалком положении, скорчившегося на песке, она — просто чтобы приободрить — назвала его Даном… и пробудила Дана! И сразу началось страшное, болезненное: чужие глаза с чужого лица смотрели на нее взглядом Дана — проникающим в душу, требующим всю правду о том, о чем она не хотела помнить.
Ксена не знала, что Дан в Берне начал пробуждаться давно; ситуация, в которую, как ей казалось, она попала по своей воле, была на самом деле неотвратима.
— И ты… уничтожила записи, съемки, анализы? Записала и сняла то, что они показали и подсказали, да?
Ксена часто закивала, попыталась спрятать лицо.
— А мозаичные шары памяти той Амебы, что с ними?
— Не знаю… я ничего не знаю, Дан! — Она вырвалась, отошла.
— Что же вы с нами сделали, а?.. — Он опустил голову, смотрел, сжав кулаки, будто сквозь Землю.
Этот миг, вероятно, и надо считать точным концом существования Берна, полным вытеснением его пробудившейся личностью астронавта. Настолько полным, что восстановилась свойственная лишь бывавшим в дальнем космосе чувственная галактическая ориентация. Именно поэтому он сейчас смотрел вниз, сквозь Землю, на находившийся по ту сторону планеты в созвездии Орла Альтаир.
Личность есть отношение. Отношение переменилось — изменилось все.
Возродившаяся личность Дана восстанавливала и наращивала свою цельность, подгребала к себе все факты — ставила на свои места: это ему, Дану, его мозгу трансплантировали несовершенное, изуродованное обезьянолюдьми тело незадачливого пришельца из Земной эры… для того чтобы преобразовать в машине-матке в соответствующее его, Дана, личности и астронавтическим качествам; соответственно и… период блужданий-путешествий Берна был, собственно, периодом освоения, обживания им, Даном, своего нового тела — периодом «запуска»?
…Ведь именно так начальная ступень ракеты — тяжелая примитивная громадина, начиненная топливом и кислородом, разгоняясь, передает энергию космическому кораблю, сообщает ему нужную для выхода на орбиту скорость, а сама, истощившись, кувырком летит к Земле. Правда, эта ракета-носитель оказалась с норовом, рыскала, но ничего — вышли.
Итак, прощайте, профессор! Помните, вы говорили в пустыне Нимайеру, что-де «над всем есть мое «я». Нет меня — нет ничего»? И вот вас нет, а мир этого и не заметил.
…Эриданой, астронавт и исследователь, смотрел вниз, сжимая кулаки. «Что же они с нами сделали! — Жилкой у виска билась гневная мысль. — Они хорошо продумали свой замысел. Высшие Простейшие, что и говорить. Если бы убили обоих, на Одиннадцатую явилась бы другая исследовательская группа. Эти действовали бы осмотрительней, с непрерывной связью с кораблем. Обработать психически нас обоих тоже, они знали, не удастся: и Ксену-то они сломили только моей гибелью… Так надругаться над людьми ради своего болотного благополучия!»
Он поднял от Земли, от Альтаира за ней, наполненные презре-нием и болью глаза. Часть этих чувств нечаянно выплеснулась на Ксену. Она и без того стояла как потерянная, а сейчас и совсем сникла.
Взгляд Дана смягчился, веки прищурились, он улыбнулся. Странно и радостно было Ксене увидеть на чужом лице этот прищур и улыбку, приподнимающую щеки, — улыбку бойца, улыбку человека, которому труды и опасности веселят душу.
Улыбка Дана — она там помнила и любила ее.
— Ничего, Ксен, — сказал он. — Мы вместе — и все еще будет!
Она с коротким рыданием кинулась к нему.
В Гобийском Биоцентре день склонялся к вечеру. Эоли после опыта приводил в порядок лабораторию, когда сферодатчик произнес:
— Эолинга 38 вызывают на связь Эриданой 35/70 и Алимоксена 33/65.
Опыт вышел неудачный, настроение у Эоли было грустное. Новость его поразила:
«Эриданой? Тот, чей мозг пошел в распыл в операции с Пришельцем?.. Этак и Ило скоро свяжется со мной по ИРЦ с того света!» Он остановился среди зала со шваброй:
— Ладно, давай Эриданоя!
В шаре возникла седая голова, знакомое лицо с тонкими чертами: рядом — красивое женское лицо.
— А, Аль! А я думаю, кто это так шутит.
— Не Аль, — качнул головой мужчина, — и никто не шутит. Альдобиана 42/256 больше нет. Это Ксена, я — Дан. Готовь аппаратуру для «обратного зрения», Эоли. Мы будем завтра. Нам есть что вспомнить и сообщить людям об Одиннадцатой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: НА ПЛАНЕТЕ АМПБ
1. СООБЩЕНИЕ ИРЦ
Чрезвычайное
Общепланетное
Общесолнечное
Внимание! Через шестьдесят минут начинается передача мнемонического (по способу «обратного зрения») отчета двух участников Девятнадцатой звездной экспедиции Эриданоя 35/70 и Алимоксены 33/65 о Контакте с разумными существами в планетной системе Альтаира. Трансляция через каждый четвертый сферодатчик. Для уменьшения перегрузки информационной сети рекомендуется в вечерних и ночных областях Земли подогнать в места скопления людей «лапуты» и использовать их днища как экраны для проекторов массовой информации.
«Внимание! Через пятьдесят восемь минут начинается передача мнемонического отчета…»
Арно как раз и находился в месте большого скопления людей — на южном берегу Гондваны, где просела часть кораллового кряжа и собрались добровольцы-ремонтники.
Он работал в отряде глубинников, обследовал фундаментные опоры края материка; в дело включился недавно; его еще мало кто знал здесь.
Глубинники, товарищи Арно, и ремонтники-проектировщики, услышав оповещение ИРЦ, враз поднялись на вертолетах — догонять недавно проплывшую над этим местом «лапуту», пока ее не перехватили другие. Догнав, прибуксировали и сейчас чалили у берега канатами к столбам и деревьям, выравнивали, чтобы на трехсотметровой высоте над проектором получился экран.