«Возможно, в прежние времена, в века оледенения и долгих зим, были оправданы ваша теплокровность и гомеостаз, — размышляя, вело меня к своим выводам Высшее Простейшее. — В ту пору эти качества сделали вас хозяевами суши. Но теперь, когда вашими энергичными усилиями климат потеплел, гомеостаз и теплокровность излишни, даже вредны. Взять тех несчастных, погибших во времена Потепления, погибших только потому, что вода не была для них подходящей средой обитания, — разве для них не было бы спасением обладать качествами земноводных и рептилий?.. И темп обмена веществ медленнее, запасов пищи надо меньше — разве плохо! Может, людям стоит сейчас сделать шаги для сближения, даже биологического слияния со своими холоднокровными позвоночными братьями на Земле? С этого может начаться новая фаза эволюции жизни на Земле. Не желаешь ли?»
Я был огорошен не менее Ксены. Породниться со змеями, жабами и рыбами… всю жизнь мечтал! И я не сдержал вспышку чувств. Реакция Амебы была такой же: разочарование — и исчезновение.
Разбирая потом с Ксеной происшедшее, мы поняли то, что нам стоило бы понять раньше: эти Высшие, миновавшие все стадии животности Простейшие отнюдь не намеревались нас оскорбить и унизить своими предложениями. Им действительно было уже все равно: любовь, животные классы… И наш эмоциональный «ответ»
(даже без проявления хотя бы вежливого интереса к предложенному) так же характеризовал нас, как эти предложения — их.
— А еще позже, когда было совсем поздно, — добавила Ксена, — мы поняли, что наши чувства, наши эмоциональные реакции куда полнее вырисовывали нас перед Амебами, чем фактическая информация и внешний облик. Они были тестами, такие предложения, лакмусовыми бумажками. «Вы прилетели устанавливать Контакт? Что ж, давайте». У них был свой взгляд на Контакт.
10. ПУТИ ЖИЗНИ
— Чтоб стало понятнее, почему у них такие взгляды, — вступил Дан, — надо сообщить все, что мы узнали о них, об их жизни. Мы узнали это понемногу, в разные заплывы-встречи, часть я, другое Ксена, но покажем все по возможности слитно… Больше Амебы не набивались к нам с нескромными предложениями, но общались охотно. Узнавать и сообщать — почти единственная доступная им радость.
«А как?..» — мысленно начал спрашивать я на двадцатиметровой глубине в пятую ночь нашего пребывания на планете, «…развивалась жизнь здесь?» — по обыкновению закончил мой вопрос! приятный, радующий глаз своей расцветкой собеседник. «Да».
«Почти как и на Земле, только естественней, плавней, без катастрофических случайностей. Собственно, сначала и на вашей планете все шло нормально: моллюски в теплых морях, на суше голосеменные растения, покрытосеменные… потом распространилась в болотах и у илистых берегов морей предвысшая форма жизни — земноводные. Они породили и высших активно деятельных существ — тех, кого вы называете рептилиями, пресмыкающимися. Ах, как субъективно, несправедливо, обидно вы их назвали: пресмыкающиеся!.. Себя так небось приматами. Обижаетесь, когда ваш класс вместо «млекопитающих» поименуют «млекопитающимися», — а сами… «Пресмыкающиеся»! Они были первыми двуногими — как на вашей планете, так и у нас — и со свободными передними конечностями. Они достигали самых крупных для наземных животных размеров, пятнадцать — двадцать метров, наибольшего веса и силы. Они — птерозавры у вас — летали; вы, приматы, и посейчас это можете только с помощью искусственных приспособлений. Верно, — продолжало ВП, — ныне, в изменившихся условиях они там у вас измельчали, приникли к земле, прячутся в норы и воду.
Но неизвестно, какими станете вы, когда природа изменится неблагоприятно для вас (а первый звонок уже был — в Потеплении!) и благоприятно для них. Тогда они снова возглавят марш жизни на Земле, как возглавляли его десятки миллионов лет. Десятки миллионов лет — что против них считанные тысячелетия вашего господства в природе! Тысячелетия — часы в жизни планеты… Так что не спешите раздавать названия, самонадеянные теплокровные однодневки: еще неизвестно, кто через сотню — другую веков перед кем будет пресмыкаться!»
Очень уж уязвило Амеб наше название родственного их предкам класса, ВП даже утратило на минуту бесстрастно-назидательный тон. «Расхождение путей эволюции у вас и у нас, — продолжило оно, — началось с эры, которую вы называете мезозоем. Что-то тогда стряслось с вашей планетой. Что — понять трудно, ваши сведения об этой эпохе крайне скудны. В атмосфере и на суше произошли резкие, губительные для крупных звероящеров изменения: исчезло обилие влаги, болот, углекислоты в воздухе, похолодало. Произошло и более четкое разделение стихий: тверди, вод, газовой оболочки. Жизни же наиболее благоприятствует их умеренное смешение, недаром она наиболее обильна в прибрежных зонах, у линий стыка воды, суши и воздуха. И тогда нормальная жизнь — земноводных, рептилий — пошла у вас на убыль. Утвердились ваши предки, существа с гомеостазом, повышенной прожорливостью и расторопностью — теплокровные… У нас же здесь не было мезозоя — нашей планеты вообще чужды скачки — катаклизмы. Поэтому наш путь и более нормален, закономерен».
И вот какова была эволюция животных, а затем и мыслящих обитателей Одиннадцатой планеты…
Сейчас в лаборатории пошло самое важное. Ксена и Дан застыли в креслах, устремив неподвижные взгляды на алый огонек индикатора считывателя.
На весь экран распространился, слегка пульсируя и меняя зыбкие формы, полупрозрачный оранжевый комок. Внутри вырисовались контуры существа. Комок расширился за пределы экрана, осталось только существо — это стоял, опираясь на широкий хвост и толстые задние лапы, звероящер. Синеватая кожа его усеяна желтыми и серыми, маскирующими под местность, пятнами. Вокруг неземного вида растения: мясистые бочонкообразные стволы с веерами извилистых листьев и бородавчатых побегов. Животное передними лапами с длинными когтями притягивает и рвет побеги, подносит их ко рту треугольной формы — питается.
Тупо глядят с днищ «лапут» на жителей Земли три глаза посреди широкого плоского черепа: два по бокам, как у лошади, третий — повыше и в середине лба. Ритмично шевелятся, перемалывая побеги, костистые челюсти.
Вот животное оглянулось, отвлеченное чем-то, замерло в полуобороте — помесь ставшей на дыбы коровы с крокодилом — и стало меняться на глазах. Амеба показывала ускоренную эволюцию своих предков. Животное начало уменьшаться и стройнеть; опал, подтянулся раздутый от силоса живот, раздвинулась круглая бочонкообразная грудь, выгнулся полукольцом мускулисто-гибкий хвост; удлинились и выразительно налились передние лапы, когти на них укоротились — зато вытянулись семь изящных сильных пальцев; массивные, все перемалывающие челюсти тоже уменьшились, втянулись в череп; запали под надбровные дуги два крайних глаза, глазница среднего ушла под один уровень со лбом, прикрылась обширным веком.
Через несколько минут на днище-экране красовалось, замерев в той же позе настороженного внимания (только теперь спокойно-умного), двуногое существо с пропорционально, хоть и не по-человечьи сложенным телом — с округлой спиной, из ко горой мелкими зубцами выпирал хребет, переходящий в хвост, и с прямо посаженной на толстой шее крупной треугольной головой. В боковых глазах, смотревших на землян, теплился уныло-сосредоточенный «коровий» рассудок; но в расширенном среднем глазе, глядевшем из-под приподнятого вверх серого века, таилось что-то иррациональное.
— Амеба уверяла, что средний глаз их предков был связан с нижним нервно-психическим центром, с Кундалини, и поэтому воспринимал мир иначе, чем два других, — сказал Дан, — проникал якобы в суть вещей. Мы не только видели, но и «вспоминали» внушаемое нам. «Вспомнили-поняли», что в силу отсутствия катаклизмов эволюция Деятельных Рептилий и формирование их мышления длились миллионы лет — это была основательная, тщательно подбиравшая благотворные изменения эволюция. Результаты ее были стойки и надежны.