Слева: на разрезе скального навеса Кро-Маньон показано скальное ребро, впоследствии закрытое осыпью, под ним палеолитические слои с останками человека;
справа: ожерелье из просверленных раковин морских моллюсков украшало один из скелетов в Кро-Маньоне
В том же году в долине реки Везер началось строительство железной дороги от города Перигё до Ажена, и приходится прямо признать, что не будь этого, так никогда бы и не выяснилось, что скальная терраса у подножия склона, у самого вокзала в Лез Ейзи, на самом деле представляет собой верхний край карниза, прикрывающего давно исчезнувшую полость. Обнаружили это рабочие, копавшие выемку под железнодорожное полотно. Руководивший строительством подрядчик, к счастью, понимал возможное значение найденных костей. Он известил о них собирателя древностей О. Лаганка, и таким образом информация о находке дошла до министерства культуры в Париже. Еще большей удачей явилось то, что все это произошло не год или два спустя (припомним из истории, что через два года в Париже уже не было ни короля, ни министерства — там стояла прусская армия). Находка случилась практически в последние минуты, когда государственные органы еще располагали временем, чтобы беспокоиться о каких-то костях в далеком департаменте. Министерство направило туда специалиста-палеонтолога Л. Ларте, чтобы он все рассмотрел подробнее.
Ларте прежде всего распорядился поставить крепкие подпорки для укрепления скального навеса, поняв, что в случае продолжения земляных работ может возникнуть опасность обвала (и к древним костям добавились бы останки современного человека). Продолженные под наблюдением Ларте исследовательские работы выявили интересное обстоятельство: поскольку карниз образовал почти горизонтальную кровлю, глина не заполнила нишу под ним полностью, и в задней части сохранялось небольшое свободное пространство, остававшееся пустым на протяжении тысячелетий. И у его пола, в самом верхнем горизонте желтоватой глины, перекрытом камнями, обвалившимися со свода, были обнаружены человеческие кости, на первый взгляд чрезвычайно древние.
Они могли принадлежать четырем или пяти особам, по-видимому, когда-то здесь погребенным. Самым поразительным, а позднее и самым популярным оказался «старик из Кро-Маньона» — высокий мужчина, приблизительно пятидесятилетний, умерший от костного туберкулеза. Его череп выступал наружу, так что на него капала вода с потолка, постепенно покрывшая его защитной известковистой коркой. Кроме того, там были обнаружены останки еще одного или двух мужчин, женщины и грудного младенца. Весьма интересен был женский череп: над правой его глазницей имелась глубокая зарубка или шрам, т. е. след ранения, после которого женщина жила буквально всего несколько дней. Открыватели захоронения определенное значение придавали спорному свидетельству о том, что каменный остроконечник, обнаруженный тут же под сводом навеса, якобы точно соответствовал этой ране. Однако на основе такого рода данных едва ли можно было делать какие-либо выводы. Более правдоподобным выглядит предположение, что рана была нанесена орудием типа топора. Прочие, мужские, черепа также имели следы тяжких ударов. Все это способствовало популярности находки, представленной как «наиболее древнее убийство доисторического времени».
Череп из Кро-Маньона
Благодаря костям животных и каменным орудиям, находившимся в тех же слоях пещерных отложений, возраст человеческих костей был определен сравнительно точно. Тогдашнее состояние научных знаний, конечно, позволяло говорить только в общих чертах о верхнем палеолите, но для выяснения значения находки и этого было достаточно. Интерес вызвали и 300 мелких обломков раковин морских моллюсков, по большей части просверленных и разбросанных среди костей. Несомненно, речь шла об остатках ожерелья или об украшениях, прикреплявшихся к одежде.
По составу костей и обработанным рогам Ларте пришел к выводу, что ему довелось исследовать пещерную стоянку охотников за северным оленем, живших здесь якобы весьма долго — до тех пор, пока глиной не занесло грот настолько, что он стал неудобен для человека; позднее его стали использовать в качестве могильника. Напротив, английский исследователь пещер У. Б. Даукинс совершенно верно утверждал, что взаимосвязь захоронений и обитателей скального навеса не доказана, что скелеты залегают значительно выше, в глинистых слоях, и, следовательно, должны быть моложе (в то время уже широко использовалась так называемая стратиграфия, в частности, ее основной принцип: в ненарушенном залегании самый нижний слой всегда самый древний, а верхний — самый молодой). Поэтому же Даукинс отрицательно отнесся к идее о способности палеолитических людей погребать своих покойников — идее, которая с точки зрения признания культурной зрелости верхнепалеолитического человека пока лишь медленно пробивала себе дорогу; Даукинс утверждал, что погребения в пещерах относятся скорее всего к более молодой эпохе каменного века — неолиту, а в палеолитические культурные слои они могли попасть только за счет вторичного заглубления при копке могильной ямы. Каменные орудия же были, по его мнению, туда занесены копавшими норы грызунами.