Консерватизм и несколько провинциальные отношения, царившие в то время в бельгийской и голландской науке, уготовили Шмерлингу судьбу, типичную для того, кто опережает свое время. О нем очень скоро забыли. Большая часть экземпляров его книги «Исследования ископаемых костей» осталась непроданной, и десятки экземпляров этой прекрасно изданной книги наконец-то купил какой-то льежский лавочник для завертки товаров. Лучшая судьба выпала на долю его коллекции: она была куплена государством для Льежского университета, где большинство человеческих костей и кремневых орудий сохранилось до наших дней; напротив, кости носорогов, пещерных медведей и других ископаемых животных преемниками Шмерлинга на кафедре зоологии были по большей части утеряны.
Лишь когда в Англии и Франции право на существование стала завоевывать идея о «допотопном» человеке, когда (в первую очередь благодаря пещерам и их исследованиям) стала зарождаться концепция палеолита, древнего каменного века, ученый мир вспомнил льежского медика и его утверждение (сколько раз листки с этими словами были использованы на упаковку рыбы и сыров!): «Не может быть сомнений, что человеческие кости оказались в земле одновременно и по тем же самым причинам, что и кости других вымерших видов животных».
В этой цитате содержатся и истина, и ошибка. Истиной является одновозрастность человека и плейстоценовых млекопитающих, ошибка состоит в объяснении причины их совместного нахождения. Собственно говоря, Шмерлинг был убежден, что отложение всех костей в пещерах вторично, что они туда были намыты водой. В этой своей уверенности он оставался в плену делювиалистских представлений о последнем крупном потопе, которым была уничтожена часть видов животных.
Однако бóльший интерес, чем все кости животных, возбуждают антропологические находки Шмерлинга. Те, на которых он основывал свое представление о «допотопном» возрасте человека. Если источником костей ископаемых животных послужило селение Шокье, то кости человека были найдены главным образом в пещерах Энгиз и Энгихоул в долине реки Маас к юго-западу от Льежа. В Энгизе были обнаружены останки трех индивидов, то же самое в Энгихоуле. Однако находки Энгизской пещеры оказались более важными: среди них — два почти полных черепа; тот, что отличался лучшей сохранностью, принадлежал старому мужчине и найден был под слоем брекчии вместе с костями носорога. Как мы знаем теперь, этот череп принадлежал современной форме человека Гомо сапиенс сапиенс и относился к ранней фазе позднего палеолита.
Шмерлинг исследовал череп достаточно тщательно и искал его аналоги в Эфиопии. Жаль, что Шмерлинг не исследовал и второй череп… Но того черепа, принадлежащего сравнительно молодому человеку и найденного где-то в задней части пещеры Энгиз, его открыватель, по сути, никогда целиком не увидел. Череп был настолько разбит, что Шмерлингу не удалось его сложить. Способен ли был Шмерлинг, случись ему успешно реконструировать этот череп, понять, что перед ним нечто до сих пор не виданное? Может быть, и нет, ведь и сапиентный череп из Энгиза был одной из первых находок плейстоценового человека вообще, и понадобилось значительно большее число находок такого рода, чтобы наблюдатель мог осознать, в чем же более примитивен второй череп — по сути дела, череп первого открытого неандертальца!
Итак, самая крупная добыча всей исследовательской деятельности Шмерлинга ускользнула из его рук. Еще более жаль, что так же, как в случае с Эспером, вся его аргументация строилась лишь на костях. Шмерлинг не был археологом и имел весьма слабое представление об этом аспекте проблемы. Конечно, в своих пещерах он находил каменные орудия в виде отщепов, но они мало что ему говорили. Во втором томе своих «Исследований» он дал короткое описание этих находок и даже привел изображения некоторых из них, отмечая, что речь идет об изделиях человека, причем одновозрастных с костями, а не примешанных позднее. Этим он совершил даже больше, чем от него ожидалось, но в рассуждениях его английского современника Макэнери артефакты играли, кажется, все-таки более важную роль. Тем в большей мере это относится к Пенгелли, другому английскому исследователю.
Каменные орудия из Кентовой пещеры доставили археологам достаточно материала для размышлений. Особенно те из них, что были найдены в первом слое снизу, — грубо обработанные остроконечники, которые обычно приписывали не «пещерному человеку», а тому человеку, чьи орудия находили в отложениях речных террас Темзы и французских рек Соммы и Сены. Был ли это человек той же «расы», что и «пещерный человек», как это считал Джон Эванс, или же он принадлежал другой «расе» (как и — оказалось, совершенно правильно — утверждал в защиту своих пещерных любимцев У. Б. Даукинс), ясно было одно: стратиграфия пещеры Кента, установленная Пенгелли в 1865–1880 гг., доказала, что человек речных наносов старше, чем «пещерный человек». Вывод весьма важный.