- Я сегодня умру, - сказал он как бы между делом, - ты меня не хорони, оставь на чердаке.
- Но...
- Все будет хорошо. Поверь.
Дальнейшее происходило как в тумане. Помню, что я пригласил его в дом, что мы эдак очень хорошо посидели. Он сварил какую-то чудную похлебку. Ходил по дому, заглядывал во все углы, хмыкал, мурлыкал под нос какие-то нездешние мотивы, хохотал над моими картинами, висевшими над столом. Мне казалось, что он знает обо мне всё. Потом, уже под вечер, мы с ним откупорили заветную бутылочку. И отлично так выпили.
- Я вот думаю обменять свой дом. Это ж надо - пометровый налог сдирают, - кидал я через стол, чуть покачиваясь на стуле: развезло меня тогда не по мере, - вдобавок дом сам себя держит: без фундамента спроектирован. И разведен через... одно место.
- Через ж...? - подливал он масла в огонь.
- Ага. Правда, что такое "разведен", я представляю смутно. Ежели не трудно, объясни в двух словах..., но не сейчас, как-нибудь потом.
Я прикладывался уже к бутылке, не утруждая себя разливкой по чашкам:
- А как узнать, что дом, который я буду покупать, с фундаментом? Под стену копать? Как я понял, должен быть в наличии во-первых, сухой погреб, по которому и узнаешь, во-вторых, зазоры измерять, по ним и вычислять.
- Оно где-то так, хотя твои объяснения солидно хромают, что вполне нормально. Смысл верный. - Дед почти издевался, а я любил его еще больше, по мере опустения бутылки. - В хорошем доме фундамент должен быть, но не всегда. В принципе, дом может на слоях плавать, при этом сие не брак, но нормальная ситуация.
- Ага! - орал я. - Вот я и думаю, зачем менять. Хороший дом!
- Дом - что надо! - подзадоривал старик. Мы кричали и смеялись, а потом меня скрутило. Рыдать я не привык, всю жизнь считал, что слезы не для мужчин, а тут как девчонка... Горло разрывалось, с непривычки, должно быть. Тоска зеленая прохватила. Зубы вострые. Кусает в сердце. А хвост у нее в-крапинку, как медуза. Висел я на плече старика, плакал, а он меня утешал:
- Ну ладно, чего ты. Это ж не больно. А потом снова жить, как в прорубь после парилки. И иногда даже приятно. А мудрость... Мудрость везде одинаково светит. Да перестань ты!
А я выл белугой, обнимая его худые плечи, и готов был отдать за его жизнь свою никчемную. А потом я как-то протрезвел. Сидел в изголовье кровати и держал его сморщенную старческую руку в своей холеной ладони. Он улыбался, блистая солнечным взглядом из-под набрякших век. И время от времени повторял какое-то странное, непонятное слово "савох, савох"... или "саах", не разобрать. Я был в каком-то трансе и не заметил, когда произошло это. А потом почувствовал, что рука его уже давно холодная, глаза закрыты, а на губах - его вечная хитрая улыбка. Обхитрил меня дед. Помер, а я не заметил, когда и как. Тоски в груди и слез в глазах у меня уже не оставалось. В тихом умиротворении перенес я его легкое тело на чердак, закутал в большой кусок холста, купленный для картин и загрунтованный белилами. Постоял, вдыхая аромат полевых трав, смешанный с запахом столетней чердачной пыли. Спустился, запер двери и окна, лег, ёжась, в зябкую постель и неожиданно быстро и крепко заснул. Снилось мне солнце и ничего более. Просто ослепительно яркий шар перед глазами. А может быть это было и не солнце. Но что тогда? Область чистых идей? Новая земля? Дед и тут меня облапошил: поздним утром, поднявшись на чердак, я не обнаружил ни холста, ни тела. Ничего от него не осталось. Хотя, вру. Осталась любовь от него. И радость. Веселье осталось. Ощущение вечности и, одновременно, безвозвратности каждой секунды. Разве ж этого мало?.."
"...Я пришел в сознание от собственного крика, проснулся окончательно, поднял голову, вглядываясь в черноту окна и вслушиваясь в звуки. Дождь наотмашь хлестал по окнам, барабанил в жестяную крышу, словно пытающийся вломиться в квартиру жертвы разбойник. Сверкнула молния и почти тут же грянул гром, сотрясая все вокруг; в серванте тихо зазвенели тарелки. Я сообразил, что, видимо, предыдущий удар грома и разбудил меня. Какой уж тут сон; что-то творилось в мире; и во мне тоже. Натянув брюки, свитер и накинув плащ, я вышел на веранду. Остро, свежо пахло озоном; вспышки молний то и дело заливали ярким светом небо и землю, и этот призрачный электрический свет делал округу похожей на макет, освещенный люминесцентной лампой. Что-то вошло в меня. Я быстро обулся, застегнул плащ, натянул берет, запер дверь на ключ и побежал в сторону холма...