— Помер Петр Алексеевич, как мне помнится, вскоре после Крещенья. А случилось это с ним оттого, что незадолго перед тем он сильно простыл: перед Новым годом приключилось наводнение и государь со всеми вместе спасал людей. Сам был на шлюпке за рулевого, а матросы сидели у него загребными. И вот, рассказывали, увидел царь, как тонет неподалеку от него солдат. А он, царь–то, горячий был и в опасности безрассудный. Скинул царь с себя епанчу и — бултых в Неву.
Солдата–то спас, а сам так сильно застудился, что как только пришел домой, тут же и слег да после этого и не встал. Да и как ему было от того не помереть, когда шел Петру Алексеевичу шестой десяток, а какая под Новый год в Неве вода — сами знаете.
А когда я пошел на похороны царя, то видел, что его гроб выносили из окна второго яруса, или, как ныне стали говорить, второго етажа, и спускали вниз по мосткам, нарочно для того выстроенным.
— Да будет врать–то тебе, Аким! — взорвался Божий Человек.
Бабы завздыхали, крестясь, с недоверием поглядывая на старого денщика.
Представив себе столь нелепую картину, впервые в правдивости Акима Прохорыча усумнился и Миша…
Объяснение 1,
из которого можно узнать, был ли прав Аким Прохорович, рассказывая вещи столь невероятные…
Император Петр I умер в шестом часу утра, в четверг, 28 января 1725 года. Он скончался в своем кабинете, который и он сам, и его приближенные чаще называли конторкой.
Из окон конторки, располагавшейся в углу второго этажа, видны были с одной стороны — Адмиралтейство, а из окон по фасаду — Нева и стоявшая на другой ее стороне Петропавловская крепость.
В Петербурге знали, что предсмертная болезнь Петра была мучительной: он — в прошлом богатырь и герой многих сражений, — плача, призывал к себе смерть, чая ее как избавление от невыносимых мук, и бормотал в бреду и полузабытьи: «Глядите же, коль жалкое существо есть человек…»
Он не успел завещать престол кому–либо из своих преемников, и говорили, что его последними словами были: «Отдайте все…» Однако кому следовало «отдать все», государь не сказал, и это породило впоследствии множество несчастий. О них будет рассказано дальше.
Сорок дней пролежал царь Петр в гробу, который, еще пустым, с трудом протиснули в узкую дверь конторки, разворачивая и наклоняя во все стороны.
Сорок дней прощался с первым императором России сановный Петербург. А затем, когда стали продумывать церемониал похорон, оказалось, что государева домовина не проходит в дверь и вынести тело августейшего монарха из кабинета просто–напросто невозможно.
По приказу главного распорядителя похорон генерал–фельдцейхмейстера, сенатора и кавалера графа Якова Брюса в дверь было превращено одно из окон комнаты. К окну было пристроено просторное крыльцо, с обеих сторон которого шли к земле широкие лестницы, задрапированные черным сукном. В полдень 10 марта 1725 года три пушечных выстрела известили Санкт — Петербург о начале погребальной церемонии. Мимо выстроившихся вдоль берега Невы полков гроб Петра снесли по лестнице на набережную, провезли к главной пристани, а оттуда по специально сооруженному на льду Невы помосту — в Петропавловскую крепость.
Многое в этой небывалой дотоле процессии представлялось потом глубоко символичным — более тридцати знамен несли за гробом Петра. Первыми же из них были: желтый штандарт российского флота, черное с золотым гербом императорское знамя и белый флаг Петра с изображенной на нем эмблемой — стальным резцом скульптора, вырубающим из камня еще незавершенную статую.
Он оставил после себя флот, созданный под его руководством, гигантскую империю от Балтики до Тихого океана и незавершенное до конца дело превращения своей страны в прекраснейшее создание рук человеческих, над которым еще предстояло беспрестанно трудиться многие столетия.
За восьмеркой покрытых черным бархатом лошадей, везущих гроб, шли члены семьи Петра и два «первейших сенатора».
Но порядок, которому следовали идущие за гробом, для всех участвовавших в церемонии говорил уже не о символике, запечатленной на знаменах, а о реальной расстановке сил при дворе.
Первой шла теперь уже вдовствующая императрица Екатерина Алексеевна. С обеих сторон ее поддерживали «ассистенты»: светлейший князь Александр Данилович Меншиков и великий канцлер граф Гаврила Иванович Головкин.
Следом за ними шли дочери Екатерины — семнадцатилетняя Анна и пятнадцатилетняя Елизавета Петровны, затем племянницы Петра — Мекленбургская герцогиня Екатерина Ивановна и царевна Прасковья Ивановна и после них родственники Петра по его матери Наталии Кирилловне Нарышкиной — Мария, Анна, Александр и Иван Нарышкины.