Снег? Перемелется! Век? Переменится!
Крутит Россию кровавая мельница!
Горские пули? Кавказские кручи?
Значит в рубашке родился, поручик…
4.
Т А Н Г О
Ещё война за Ригой где-то и на Марне,
Гниёт она иодоформом в жёлтой марле,
А Петроград в каком-то трансе предкошмарном
Так беззаботно в танго погружён.
Мир чёрно-белый, словно клавиши рояля,
Заиндевелые решётки на Канале,
И хлопья снежные, спускаясь по спирали,
Уже заводят вьюжный граммофон.
На этих днях шестнадцать лет подростку веку,
Ему не хочется быть рифмой к человеку,
И стылый ветер на заснеженную реку
С железных крыш сметает лживый сон.
Дворец на Мойке. Электрические свечи.
И перья страуса склоняются на плечи,
И полумаски под причёсками лепечут
О том, что сам Распутин приглашён.
Сникает шорох лакированных ботинок,
Бледнеет бархат и смолкает "аргентина" —
Из рамы двери, как взбесившаяся картина,
Толкнув лакея, вваливается он.
Колдун, пророк — и бородища рыжей лавой.
По волнам танго
он недолго взглядом плавал,
Медвежьи глазки — зырк налево и направо,
И каждый в зале к месту пригвождён.
В холодной паузе застыли эполеты,
Не колыхнутся ни боа, ни блики света,
И оркестранты — как трефовые валеты
В кривом и белом зеркале колонн.
И вдруг он вышел,
Но кто-то слышал,
Как заперевшись от гостей,
По блюдам шарит он —
Цыплёнок жареный
Уже обглодан до костей…
А зал — как мир, его смычки опять в ударе,
Танцует сам подросток-век со смертью в паре,
Сквозь вуалетку в этом медленном угаре
Пустых глазниц ещё не видит он.
Под ветром тени фонарей танцуют боком,
В декабрьском воздухе, ночном и одиноком,
Смерть на плечо ему роняет снежный локон,
Февральским вьюгам путь освобождён.
Под звон, катящийся вдоль Крюкова канала,
Гудит Коломна, и залив мерцает ало,
И вот по набережной Время побежало:
Убитый век убийцей наречён.
И сам себя под стон валторны и виолы
Несёт топить, в мешок засунув трупом голым,
Пока к заутрене у синего Николы
Бьёт танго колоколом — голос похорон!
Белой черёмухой
Кажутся липы,
Белый мороз дерёт
Ветви до скрипа,
Наносят ветры снег
С дальних окраин…
В одном лице сей век
Авель и Каин:
"Смело мы в бой пойдём…"
"Вихри… над нами…"
Век — он в лице одном
Феникс и пламя.
А феникс жареный,
А феникс пареный
В костре заката опалён…
Аль водки мало?
Даёшь подвалы!
И грабь награбленное, мать твою в закон!
Распутин — всё,
Распутин — все,
Распутин — всюду,
Он в тех же самых бойких ритмах бьет посуду,
И чёрный маузер, готовый к самосуду,
Висит на поясе, как дремлющий дракон!
Но не поверив, что История ослепла,
Цыплёнок-Феникс возрождается из пепла,
И, крылья складывая,
снова — камнем в пекло
Под хриплый смех столпившихся ворон.
. .. . . . . . . . . . . . .
Квадраты чёрные в кварталах ночи белой.
Углы вылизывал закат осатанелый,
И глыбой алой на Исакии горел он —
В петлице чьей-то вянущий пион.
В скрипичных воплях
ленинградского трамвая,
На каждом такте равномерно замирая,
Танцуют тучи, отсвет пламени стирая,
Но не задев недвижных серых крон.
Внизу скелет гранитный выпятил недобро
Мосты, как чёрные недышащие рёбра,
И танго мёртвое скользит — как пляшет кобра,
Змеиным ритмом век заворожён.
Над красной жестью крыш, неслышными шагами
Крадётся танго равномерными кругами,
Влипая в паузы бескостными ногами
Над полутрупом вымирающих времён.
В ту полночь волчью
Век вышел молча,
Чтоб навсегда уйти с земли —
Его поймали,
Арестовали
И на Литейный повели —
Пока не помер —