чтобы мокрым лесам
Заплатить за первую медь.
Ведь недаром лист прилипал к часам,
Чтобы мне на них не глядеть.
Я краду тебя, как дикарь божество,
Чтобы в капищах прятать лесных,
Я краду тебя у себя самого,
Так как прежде крал у других.
А за все эти кражи — возмездье мне:
Красть во сне, отдавать наяву,
И гореть, не сгорать в кленовом огне,
Как язычнику и волхву.
2.
В коричневых листьях черешни —
Хрустящего ветра шаг.
Благослови нас грешных,
Святой Иоанн в Лесах!
Глядят со слепою болью
Острые окна твои,
С укором глядит колокольня —
"Кумира не сотвори!"
За то, что завета не слушал
В тот миг, когда жизнь на весах,
Возьми, раствори мою душу,
Святой Иоанн, в лесах.
Не отрекусь от боли,
Ибо — зола к золе.
Свою грядущую долю
Я взял уже на земле!
Теперь расплатиться нечем,
И нечем себе помочь…
Полжизни — за этот вечер,
Полжизни за эту ночь!
Только мгновенье мудро,
Не время листве облетать,
Ещё полжизни — за утро,
Да где её, третью, взять?
Когда я один останусь
В жёлтом лесу твоём,
Когда я осиной стану,
Одень меня жёлтым сном,
Чтоб ветер листву не сбросил,
И дождь не внушал мне страх,
Благослови мою осень,
Святой Иоанн в Лесах!
1980 г.
72.
В.Павловой
Заглушить рокотание моря
Соловьиная песнь не вольна.
А. Блок.
Захлопнуть дверь и оказаться
В средневековом городке,
Где пятки мокнущих акаций
И стены крутятся в реке.
Из четырёх надвратных башен
Которая ведёт куда?
Во все ворота путь не страшен,
Под всеми стенами вода.
И никого не спросит осень
Зачем забрёл, когда — назад.
Всё оттого, что каждый носит
В себе свой соловьиный сад…
Я рвусь через его ограду,
Осенним журавлём трубя,
Мне только дальше бы от сада
И от себя! А ты — в себя,
В себя тропинкой-недотрогой.
Ну, как столкнуться нам с тобой,
Когда в себя — одной дорогой,
А от себя — совсем другой!
И что за чёртовы качели:
Один туда, другой сюда,
В себя уходят еле-еле,
А от себя, так никогда.
Зачем булыжные дороги,
И четверо ворот к чему?
В себя уйти дано немногим,
А от себя, так никому…
73.
Письмо м-ру Шерлоку Холмсу.
На Бейкер-стрит когда-то тихой и пустой,
На Бейкер-стрит я не нашёл квартиры той.
Ах, шумный город, кто наврал про твой туман?
Колонны лепятся и лепятся к домам,
Викторианские колонны без числа —
Весь прошлый век их эта курица несла.
Ах, "мерри Ингланд", как поместится в строку
Чугунный Черчилль, чуть припавший на клюку,
Когда над ним, сквозь контрфорсов кружева,
Торчит кубического Бена голова!
На Бейкер-стрит, теперь действительно пустой,
Ни Вас, ни Ватсона, ни старой дамы той…
А у меня, как прежде — трубка да халат…
Вот только скрипка — не умею, виноват,
Ведь всё меняется, моя ли в том вина:
Магнитофонные настали времена.
А баскервильский дог — он в пудели пошёл,
Глядит умильно и хвостом стучит об стол,
И, вскинув ногу, льёт презрение своё
На трафальгарское чугунное литьё.
На Бейкер-стрит, когда-то тихой и пустой,
Остался в воздухе черёмухи настой,
За Риджент-парком как всегда цветёт вода,
И клерки тоже не девались никуда.
Они твердят, что Конан Дойль Вас сочинил,
Мол, в старой Англии достаточно чернил,
Они твердят, что не найти и Вашу тень…
Но Мориарти ж я встречаю, каждый день!
74.
АМЕРИКА
Посреди заболоченных рек,
Между клёнов — разлапистых рук,
В парике восемнадцатый век
И глухой пуританский сюртук.
Бесконечные, злые леса
Ядовитым плющом поросли,
Заглушает псалмов голоса
Страх лесной — не коснуться земли.
Въедут в лес — и в машине сидят,
И не смеют с дороги сойти,
И асфальтовой плёнки парад
Держит их под стеклом взаперти.
Словно чуя, что всё ещё тут
За ветвями враждебный вигвам,
Осторожно и робко ползут
Кадиллаки по серым холмам.
И глупа их никчёмная мощь,